«Новояз» Ангсоца как форма «согласия»

УДК 1 (091)

В отечественной науке с 90-х годов XX столетия все большую популярность получают темы, связанные с толерантностью, культурой общения, компромиссами πολιτικός, достижением консенсуса, конформизмом, согласием. «Культура согласия» – уже устоявшееся в отечественной гуманитарной науке словосочетание. В пределах того или иного исследования согласие является понятием, включенным в метаязыковые конструкции, имеющее подвижные и сравнительно устойчивые связи с ризомой означающих и означаемых. Когда пишут или говорят о согласии, знак согласия «обволакивается» коннотацией, вступая в связь с вторичной семиотической системой. Если попытаться свести знак к денотации, то означаемым «со-гласия» будет выступать созвучие голосов. Голоса звучат одновременно – и это первое необходимое условие. Вторым условием является единство плана выражения. В глоссематике планом выражения, например, являются лексические единицы и звуки, презентирующие (или, напротив, скрывающие), как обычно полагают, своим сочетанием некий смысл.

Параллельность двух (и более) звуковых дорожек, скандирование на трибунах, исполнительский дуэт – все это вариации «со-гласия». Возможным следствием отвлечения от плана содержания является акцентуация внимания на плане выражения. Консонанс, стройность звучания – эти понятия не понаслышке знакомы каждому меломану. «Со-гласие» в пределе выражается чистой мелодикой, гармонией и абсолютным совпадением звуков (как будто вместо толпы фанатов крик исторгает всего один, обладая сверхспособностью). Излишняя акцентуация внимания на плане выражения выражается в том, что человек не задумывается о смысле выражаемого. Психиатрам известны клинические случаи, так как в их кабинеты иногда приводят страдающих шизофазией.

В гипертрофированной форме «со-гласие» репрезентируется в произведениях-дистопиях, рисующих карту-схему иммобильных связей человека с Другим (в особенности, с Государством), изображающих жесткий социальный порядок. Апогеем «со-гласия» являются, пожалуй, знаменитые «двухминутки ненависти». «Двухминутка ненависти» – поистине экстатическое действо, оргия, совмещенная с агрессией. «Со-гласие» и доводит до экстаза, и рождается из экстатического. Человек трансгрессирует, желая сдавить невидимого врага, впиваясь пальцами в невидимую шею Гольдстейна, образ которого был сконструирован партийными лидерами. Causa finalis конструирования образа Гольдстейна – становление множества голосов одним, достижение абсолютного консонанса. Фигура Гольдстейна – катализатор ненависти (в пределе власти желают добиться унисона гнева). Различные тела образуют одно, превращаясь в Тело-аффект. «Двухминутка ненависти» – подлинно эффективное средство становления телом без органов.

«Со-гласие» – не только унисон голосов, но и использование в плане выражения лексем, обозначающих «положительный ответ» («да», «именно», «конечно», «точно», «определенно», «наверняка», кивок и т. п.). Все эти и некоторые другие лексемы поодиночке и в комбинациях выражают «положительную реакцию». Вместе с тем, далеко не всегда понимание сопровождает положительную реакцию (это знает и может подтвердить любой психолог). Более того, понимание может противоречить плану выражения, вступать в латентный конфликт с тем, что говорится.

Уинстон Смит, вне сомнения, является конфликтным человеком. Дело не в том, что функционер министерства правды конфликтует с мифическим Большим Братом. Проблема выражена конфликтом Смита с самим собой. Демонтаж целостности, разрушение Я, происходят, в числе прочего, в связи с сосуществованием двух контрарных планов выражений. Функционер властной структуры слушает сообщение об увеличенных пайках, идущих на фронт (де-факто пайки были уменьшены). Смит не противится лжи, содержащейся в сообщении. Выражение «отрицательной реакции» отсутствует. Вместе с этим работник министерства – скриптор, настойчиво, раз за разом оставляющий на бумаге следы ненависти к Большому Брату. Ненависть Смита недоступна «телекранам», лист бумаги – своего рода личное пространство, необитаемая земля, которую начинают заселять знаки гнева.

Сосуществование контрарных планов выражения (в данной статье они обозначены приблизительно) не оставляют надежд на обретение человеком целостности. Демаркация проходит между контрарными планами выражения, демаркационные зоны имеются между мыслями и поступками, намерениями и действиями. В связи со сказанным (и только в этой связи), оруэлловский «новояз» следует обозначить не только как результат свертывания многообразия лексем, не только как итог изгнания из языка многочисленных слов и лексических конструкций, но и как проект, ориентированный на достижение консонанса. «Социальное целое» станет «целым» не только на страницах литературных утопий или в мечтах специалистов по социальной философии. Ангсоц добивается унисона, абсолютного консонанса голосов. Ни один голос не должен стать исключением, ни один не должен выбиться из стройного, не существовавшего в истории хора. «Новояз» – это свертывание всех дискурсов, планомерное и методичное «усечение» языка-ризомы. Новый язык стал бы языком, в котором сохраняются «необходимые» лексемы, обуславливающие «минимум» мышления. О подобной «экономии» мышления до публикации «1984» широкой общественности было фактически ничего не известно.

Пока человек расколот, пользуется несколькими контрарными планами выражения, с ним и над ним чрезвычайно трудно работать. Попытки вернуть утраченную целостность человека, применяемые партийными функционерами, весьма радикальны. Уполномоченные лица «вторгаются» в бессознательное, выводя залегающее глубоко на поверхность. Фобия становится катализатором любви к жизни, любви к Большому Брату и ненависти к Гольдстейну. Фобия – то потаенное и выведенное из потаенности средство реконструкции «стержня», утраченного человеком. «Новояз» – ни что иное, как апогей «со-гласия». Диссонанс уже невозможен. Не существует контрарных позиций, идей, мнений. У понятий исчезают противоположности. Противоположность существует лишь затем, чтобы быть изгнанной (для этого существует и фигура Гольдстейна). Больше нечего утаить, все выведено на поверхность. По поверхности шествует министерство любви, уничтожая всех нарушающих стройность хора.

Человек будущего – немногословный служитель Государства. Сравнительно бессодержательный голос гражданина Ангсоца звучит в унисон с иными голосами.

Рецензии:

1.07.2014, 11:05 Боровой Евгений Михайлович
Рецензия: Работа посвящена довольно злободневной проблеме подавления личности массовой культурой. Очень ярко прослеживается авторская позиция и глубокий, внутренне экзистенциальный анализ произведения Оруэлла. Конечно в работе отсутствуют многие признаки научной статьи - цитируемость, достаточный список лит-ры и т.д. Но как эссе текст может быть рекомендован к публикации!