Хмельницкая гуманитарно-педагогическая академия
преподаватель
УДК 2-756(477.52/6)(09)(045)
Одной из сущностных черт, качественно характеризирующую современную систему украинского высшего образования, является введение в ее состав богословского направления. Этот процесс сопровождается появлением целого спектра невыясненных вопросов, а поэтому и перманентных дискуссий, разнообразие решений, иногда вызывающих неоднозначную реакцию. Все это объективно актуализирует вопрос по изучению отечественной традиции теологического образования, которая с предреволюционных времен и непосредственно в период Украинской революции 1917–1921 гг. наработала большой опыт. Ценность последнего заключается не только в постижении успехов, способствующих поиску оптимальных форм преподавания соответствующих дисциплин, но и в идеях, не всегда в полной мере реализованных, но не менее значимых, а также в формулировке проблем и болевых точек, в анализе их ошибок.
В данной статье ставится цель проанализировать комплекс вопросов, связанных со становлением богословских студий в университетских центрах на украинских землях в период, когда решение вопроса вышло на качественно новый уровень.
В университетских центрах средневековой Европы теология как научная дисциплина появляется сразу же с открытием высших учебных заведений и занимает центральное место в учебном процессе. Соответственно высшее богословское образование и научно-богословская аттестация традиционно осуществлялись также в пределах университетской структуры. Факультеты теологии организационно выстраивались на основе внутренней автономии, хотя при этом и находились под патронатом разных христианских церквей.
Образовательная традиция в высших школах Украины также полностью соотносилась с устоявшимися европейскими образцами. Так, уже в Острожском учебном заведении, созданном, вероятно, в 1578 г., ученики изучали дисциплины цикла семи свободных искусств (грамматику, арифметику, геометрию, астрономию, музыку, риторику и диалектику) [38, с. 126]. Риторика, скорее всего, дополнялась сведениями из поэтики, а в курсе диалектики основы философии сочетались с элементами логики и сведениями богословия [36, с. 48]. Собственно присутствие последнего в учебном процессе и позволяет относить ее к школам высшего типа, хотя князь Василий-Константин Острожский так и не позаботился о юридическом оформлении школы (в те времена право преподавания в учебном заведении семи свободных искусств на латыни должно было утверждаться специальным решением короля) [37, с. 211].
В начале XVII века в связи с упадком братских школ, и Острожской академии в частности, центр национально-культурной и образовательной жизни переместился в древний Киев. Здесь в 1615 г. благодаря усилиям местного братства был заложен фундамент высшего духовного образования в Украине основанием Киевской братской школы греко-славянского профиля. Она сочетала в себе начальные, средние и высшие звенья образования, синтезируя в учебном процессе духовные и светские элементы, включая элементы богословских знаний [31, с. 74-75].
Однако братские школы не могли обеспечить такой уровень образования, который давали латино-польские коллегиумы, вследствие чего их воспитанники часто завершали обучение в польских и западноевропейских учебных заведениях. Поэтому крайне актуальным стал вопрос повышения уровня образования путем основания православного учебного заведения высшего типа.
Очевидная потребность реализовалась благодаря стараниям выдающегося церковного и культурного деятеля Украины XVII в. Петра Могилы. В 1631 г. он открывает при Лаврском монастыре собственное училище, которое «впервые в практике православной школы откровенно ориентировалось на организационную структуру иезуитских коллегий» [37, с. 293]. В следующем году состоялось его объединение с братской школой, что стало началом истории Киево-Могилянской коллегии, обучение в которой строилось на принципах, предусмотренных Могилой. Это касалось не только организационной структуры учебного заведения, но и содержания учебных программ и уровня преподавания.
Кроме семи свободных искусств, в коллегиуме практически со времени его создания изучали философию и выборочно богословие [33, с. 36]. Сначала богословский курс длился четыре года, а затем – три. Его посещение было свободным [34, с. 99]. Однако польское правительство не спешило предоставить Киево-Могилянской коллегии статус высшей школы. Признать его таковым, помимо прочего, означало гарантировать учебному заведению право на самоуправление и собственный суд, а также позволить преподавание богословия в полном объеме [11, с. 204]. Правда, в «Гадяцких пунктах», которые гетман Выговский подписал с Речью Посполитой 16 октября 1658 г., Киевский коллегиум уравнивался в правах с Краковской академией, однако этот документ вскоре был ликвидирован [35, с. 143-144].
Данный вопрос претерпел качественную трансформацию лишь после окончательного присоединения Киева к территории, целостно вошедшей в состав России. 11 января 1694 г. русский царь Петр I подписал жалованную грамоту, в которой подтверждалось право академии пользоваться старыми привилегиями по набору и обучению детей из всех социальных сословий и сохранялась устойчивая структура и объем учебных предметов [30, с. 11]. Кроме того, впервые на официальном уровне разрешалось преподавать курс богословия и по примеру европейских высших учебных заведений производить собственный суд над преподавателями и студентами, не подчиняясь при этом ни светской, ни военной местным властям [34, с. 69].
В общем инициированные в России в начале XVIII в. образовательные проекты, как правило, ориентировались на единую школу, которая включала бы все науки, существовавшие в то время. Из них можно выделить два основных варианта: 1) европейский вариант университета с тремя факультетами - богословским, медицинским и юридическим (проект 1710-х гг. Г. В. Лейбница, составленный по просьбе Петра I) [28, с. 236]; 2) универсальное учебное заведение, которое включало бы богословие и другие науки в единый образовательный процесс (анонимный проект 1715 г., по которому считалось наиболее целесообразным разместить подобную школу – «Академию политики» – под монастырской крышей и наставничеством духовных лиц) [22, приложение с. 6]. Подобный подход был зафиксирован и в нормах Духовного регламента 1721 г. [27, с. 328]. Как видим, оба варианта совпадали в принципе сохранения единства образовательной системы, но в то же время отличались в выборе управленческой подчиненности – светской или церковной.
Однако на этом этапе общественного развития сформулированные идеи остались на уровне проектов, так же как не завершилась успехом инициатива гетмана Мазепы по учреждению университета в столице Украинского казацкого государства – Батурине и превращения в университет Киевской академии [32, с. 202].
Основы научно-образовательной системы в России были заложены основанием Академии наук и искусств в 1724 г. и Московского университета в 1755 г. В отличие от европейской практики, оба института не предусматривали в своей структуре ни богословского отдела, ни богословского факультета. Объяснений этому несколько. Репрезентанты советской историографии пытались связать такую ситуацию с исповеданием М. В. Ломоносовым основ атеизма. Сегодня ученые, как правило, отходят от жестких констатаций. Так, А. Ю. Андреев утверждает, что это не было инициативой М. В. Ломоносова, а связывалось с основанием в России Святого Синода, в подчинении которого сосредоточивалось все богословское образование [1, с. 152].
Н. Ю. Сухова считает, что основной причиной отказа российского правительства от включения теологического подразделения в университетскую структуру выступала довольно очевидная реальность, в которой основу профессорской корпорации составляли иностранные профессора. Естественно, что при таких условиях возникал открытый вопрос: какое богословие они будут читать – протестантское, католическое? Поэтому, пытаясь оградить православное богословское образование от инославных влияний, правительство решило стимулировать его самостоятельное развитие под опекой Православной Церкви [27, с. 329].
Этот процесс не обошел и Киево-Могилянскую академию. По мнению современной исследовательницы Н. А. Шип, со второй половины XVIII в. КМА находилась в промежуточном положении между светским и духовным учреждением, пока в конце века она превратилась в обычную епархиальную школу, по сути, приравненную в 1798 г. к тогдашним духовным академиям [36, с. 85-86]. В условиях постоянно возрастающих культурных запросов украинской шляхты, которые уже не могла полностью удовлетворить КМА, начинается борьба последней за создание нового университета в Украине.
Инициатива гетмана К. Разумовского по созданию светской высшей школы в Батурине была воплощена в «Проект к учреждению университета Батуринского 1760 года», который разработал Г. Теплов. По замыслу последнего, университет должен был конструироваться по образцу европейских высших школ и быть наделенным всеми присущими такому типу учебному заведению преимуществами. Его необходимость обуславливалась склонностью украинского народа к науке, низким уровнем подготовки выпускников существующих учебных заведений и вынужденным отъездом молодежи за границу с целью продолжения обучения.
В проектируемом Г. Тепловым университете должны были читаться «высокие науки» по девяти кафедрам: 1) латинского красноречия; 2) логики, метафизики, практической философии; 3) природного права и юриспруденции; 4) древности, литературной и политической истории, генеалогии и геральдики; 5) теоретической и практической физики; 6) физики экспериментальной и математики со всеми ее частями; 7) анатомии; 8) химии; 9) ботаники и натуральной истории [2, с. 730]. Богословское учение оставалось в компетенции за Киевским, Черниговским, Переяславским и Белгородским училищами [19, с. 77]. Однако в структуре университета предусматривалась должность «духовника иеромонаха», который должен быть «достаточно в богословии ученый, и, кроме службы Божьей, его обязанностью будет, каждое воскресенье, толковать, по окончании службы Божьей, вместо проповеди, катехизис систематическим образом, а в месяц, после обеда в церкви, спрашивать всех семинаристов, и кто к ним причастен, благородных и других детей, о том, что в первые три недели было говорено по генеральным вопросам, как это в прямых Семинариях принято» [19, с. 84]. К сожалению, реализовать этот проект гетманскому правительству не удалось, для этого он оказался слишком слабым [7, с. 93].
В 1764 г. Профессор Московского университета Ф. Дильтей подал на рассмотрение императрице Екатерине ІІ новый проект, в котором считалось крайне перспективным открытие, кроме Московского, еще двух университетов – в Батурине и Дерпте. Что касается украинского варианта, то за основу было взято записку Г. Теплова 1760 г. с повторением основных аргументов необходимости создания в Юго-Западном крае высшей школы [32, с. 203]. Существенное отличие содержалось только в предложенной структуре учебного заведения. Университет должен был состоять из четырех факультетов: философского, медицинского, юридического и богословского. При этом двухлетний курс философского факультета, в ходе которого изучались собственно философия, история, математика, красноречие, греческий язык и один из новых языков, имел пропедевтическое значение. Только после прохождения этой программы студенты распределялись по трем другим факультетам [23, с. 16].
В это же время в правительство поступило ходатайство от украинского дворянства о восстановлении различных «старинных прав Малороссии», в разделе которого, посвященном университетам, гимназиям и типографиям шла речь об открытии двух университетов: один – в Киеве на четыре факультета, включая теологический, второй – в Батурине с тремя структурными подразделениями. Кураторами первого из них выступали лично гетман и митрополит Киевский для богословского факультета, «в который он совместно с гетманом должен определять профессоров из монахов или белых священников, и контролировать их, чтобы они никакого противоправного православной вере учения не заводили» [21, с. 344]. Однако и эти интеллектуальные разработки остались без соответствующей реакции.
Отмена гетманства в 1764 г. не повлияла на процесс планирования украинской высшей школы, свидетельством чего служат новые проекты, инициаторами которых выступали как известные государственные деятели, так и представители шляхты. Так, уже в следующем году президент малороссийской коллегии граф П. А. Румянцев высказал мнение об открытии в Киевском братском и Черниговском Елецком монастырях высших училищ. Монахи при этом должны были освободить монастырские имения. Надзор за преподаванием богословских наук планировалось передать Святейшему Синоду, а остальные дисциплины – «светскому правительству». Преподавательский персонал должен был формироваться из отечественных и зарубежных специалистов. Содержание учебных заведений должно было происходить за счет доходов, которые получали монастыри окрестных сел [9, с. 389].
В 1767 г. во время выборов депутатов в Комиссию для составления новых законов переяславское шляхетство в своих приказах снова поставило вопрос об учреждении университета в Переяславе [2, с. 731], а соответственно Киевское, Черниговское, Стародубское, Глуховское, Нежинское, Батуринское и Слобожанское (Сумское) дворянство настаивали на основании высших школ в Киеве, Батурине, Чернигове, Новгороде-Северском и Сумах [17, с. 217]. К сожалению, что-то более определенное сказать об этих проектах трудно, так как в приказах значилась лишь просьба к императрице без конкретных предложений по структуре и порядку организации учебных процессов.
После раздела гетманщины на три губернии, утвержденные указом Екатерины II от 16 сентября 1781 г., граф П. А. Румянцев подал ей доклад, в котором просил решить различные вопросы, возникшие при новой организации управления краем, а также, со своей стороны, предлагал реализовать ряд проектов. Один из них заключался в открытии в Глухове высшего учебного заведения под названием «коллегия», где бы «юношеству всех трех здешних наместничеств разные по возможностям науки читались, и отдельные точно по образцу военных академий» [3, с. 700-701]. Однако с этим ходатайством, как и с большинством других инициатив, императрица не согласилась [26, с. 481].
В следующем году в России была начата реформа, целью которой было создание общегосударственной образовательной системы. На ее реализацию Екатерина II 29 января 1786 г. подписала указ о создании «Плана университетов и гимназий в разных городах империи», в котором предлагалось открытие трех новых университетов в Чернигове, Пскове и Пензе [20, с. 156]. Обязательным условием при организации учебных заведений указывалось наличие медицинских факультетов, а также отсутствие богословских подразделений, которые должны были остаться в структуре духовных училищ [8, с. 225]. В марте 1787 г. план развития университетов был подан на рассмотрение Екатерине ІІ, но она его не утвердила. Основной причиной отказа, считают исследователи, послужили политические обстоятельства – начало второй турецкой войны, которая требовала больших финансовых затрат [8, с. 226].
В контексте образовательных инициатив рассматриваемого времени заметным становится и проект Екатеринославского университета, который, к сожалению, также не был реализован [10, с. 28], и попытки обосновать целесообразность создания высшей школы на основе Новгород-Северской гимназии, сделанные ее директором И. Халанским в 1802-1803 гг. [12, с. 594-597].
Итак, разрабатываемые на территории левобережной Украины проекты открытия высших учебных заведений и гармонизации университетской идеи с богословским образованием в известной степени соотносились с теми предложениями, которые обсуждались в тогдашнем российском обществе. Основные из них предусматривали: 1) создание особого Духовного университета с несколькими факультетами и, в частности, богословским, который бы находился в ведении Святейшего Синода; 2) введение богословия отдельным подразделением в единую группу университетских наук с общеуниверситетской подчиненностью; 3) обустройство при университете особого богословского факультета, который бы находился в совместном ведении учебного заведения и Святого Синода [27, с. 330-331].
Характерно, что ни один из этих проектов в своей целостной полноте не был реализован, кроме теоретического обсуждения идей. Из предложенных подходов прослеживается желание предоставить богословскому звену университетский статус, однако сохранение теологического образования в подчинении Синода свидетельствовало о принципиальности вопроса для церковного руководства относительно реального контроля ситуации за этим процессом.
В начале XIX века в Российской империи была сформирована университетская система, составной частью которой выступали основанный в 1805 г. Харьковский, в 1834 г. – Киевский святого Владимира и наконец в 1865 г. – Новороссийский университеты. Первый устав, утвержденный царским указом в 1804 г., не предусматривал в университетской структуре теологического факультета, но вводил в состав отдела моральных и политических наук две богословские кафедры – догматического и нравственного богословия и трактовки Священного Писания и церковной истории. Однако в течение нескольких лет эти кафедры существовали лишь фиктивно, не имея реальных последователей [27, с. 333].
Зато университетский устав образца 1835 г. для богословских наук предусматривал образование одной межфакультетской кафедры, что подчеркивало равное отношение к ней студентов всех структурных звеньев учебного заведения. Очевидно, что такое положение кафедры лишало ее специальности, а профессорский состав возможности хотя бы минимально влиять на решение научных и учебных вопросов. К очевидным недостаткам внедренной системы можно отнести и то, что в состав богословского университетского курса было включено все богословие, элементы церковной, общей и русской истории, а для студентов юридического факультета – еще и элементы церковного права [13]. Поскольку читать все эти дисциплины приходилось одному профессору, то это неизбежно превращало курс на фрагментарно-обзорный в контексте общего курса богословия.
Поэтому при обсуждении проекта нового университетского устава на этих моментах было сосредоточено пристальное внимание. В результате окончательный вариант редакции нормативного документа, принятого 18 июня 1863 г., оставлял межфакультетскую кафедру богословия в составе трех преподавателей, но при этом выделял церковную историю и церковное право в отдельные кафедры, которые структурно закреплялись за историко-филологическим и юридическим факультетами [14].
Указанные изменения, в свою очередь, актуализировали вопрос и по содержательной нагрузке курса. Профессор богословия Московского университета Н. А. Сергиевский получил поручение от Министерства народного образования посетить имперские высшие учебные заведения с консультативной целью для усовершенствования богословской кафедры. Свои мысли по этому важному вопросу высказали профессор богословия университета св. Владимира Н. Фаворов, протоиерей М. Павловский (Новороссийский университет) и профессор богословия Харьковского университета В. Добротворский.
Протоиерей Н. Фаворов, в частности, считал, что сердцевину университетских богословских курсов должны составлять положения по раскрытию догматов православной церкви. При этом состав догматического богословия имел возможность несколько отличаться от обычных догматических схем, уделяя больше внимания исследованию основных истин христианства и отличительных особенностей христианского православия. Кроме того, поскольку при чтении курса учения веры необходимо постоянно обращаться к Священному Писанию, то в программу университетского курса целесообразно ввести чтение Священного Писания с целью ознакомления студентов с составом и содержанием Библии. В указанном объеме для курса богословия необходимо два года: один для изучения догматического и нравственного богословия, второй – для изучения Священного Писания [15, с. 201-203].
В соответствии с этим было модифицировано содержание курса включением в учебный план, кроме догматического и нравственного богословия, изучения Священного Писания и христианской апологетики [27, с. 341].
Следует отметить, что накануне принятия нового устава вопрос о положении богословия в системе университетской науки рассматривался и известными представителями российской науки. Свое видение, в частности, выразили авторитетные фигуры: в области медицины и педагогики Н. И. Пирогов, истории, правоведения и социологии – К. Д. Кавелин.
По мнению Н. И. Пирогова, теологические факультеты в католических и протестантских университетах представляют собой «сильную оппозицию скептическому материализму» и «противодействуют материальной направленности других наук». Однако, основание богословских факультетов требует глубоких соображений. От того, как будет решен этот вопрос, «зависит не только будущее наших университетов, но и в целом судьба нашей российской науки» [16, с. 384]. К сожалению, известный хирург не объяснил более основательно этой мысли, но зато профессор К. Д. Кавелин достаточно красноречиво подтвердил: «... ввести церковь в университеты в виде богословских факультетов я, не обинуясь, считаю делом первой необходимости» [5].
В начале ХХ в. вопрос о богословских факультетах в очередной раз актуализировался в связи с обсуждением профессиональной средой новой университетской реформы. Профессор богословия университета Св. Владимира протоиерей П. Я. Светлов сначала в открытой лекции [24], а затем в докладной записке совету профессоров пытался неопровержимо доказать необходимость создания теологических подразделений в светских высших учебных заведениях. По его мнению, такая реорганизация обуславливалась интересами самого университета и просвещения в целом, интересами церкви и богословской науки, наконец, интересами государства [25, с. 8].
Основательность приведенных аргументов в пользу учреждения при университетах богословских факультетов были достаточно весомыми. Докладная записка стала предметом специального обсуждения на заседании совета профессоров 16 декабря 1905 г. После оживленных дебатов коллегиальный орган учебного заведения решил поддержать новшество и направить дело для непосредственного решения по принадлежности.
Однако уже тогда в прессе высказывалось сомнение относительно практической реализации проекта. По мнению профессора Московской духовной академии И. В. Попова, основная причина этого крылась в двух факторах, которые существенно влияли на процесс: во-первых, в чрезмерном недоверии общественности и университетской среды ко всему церковному и богословию в частности; во-вторых, не вселяла надежд и позиция влиятельных епископов [18, с. 397-398]. Исходя из этой реальности, он предлагал, как компромисс, духовному руководству войти в соглашение с университетами, вследствие чего студентам академий было бы предоставлено право бесплатно посещать университетские лекции, а студентам университетов на тех же условиях слушать академические курсы по предметам, которые они сочтут для себя полезными и необходимыми [18, с. 401].
Наглядной иллюстрацией негативного отношения профессиональной среды к идее богословских факультетов служит решение совета профессоров Харьковского университета по этому вопросу. На внесенное приват-доцентом И. Филевским предложение о целесообразности создания теологического структурного подразделения коллегиальный орган учебного заведения, предварительно ознакомившись с критическим отзывом профессора богословия протоиерея Т. И. Буткевича, положительного заключения не дал [6]. Еще жестче выглядела ситуация на съезде профессоров всех имперских университетов, состоявшемся в январе 1906 г. под непосредственным руководством Министра народного просвещения И. И. Толстого. Несмотря на личное сочувствие идее теологических факультетов самого министра, который планировал провести данный вопрос через Государственную думу в контексте реализации общеуниверситетской реформы, большинство на форуме вообще высказалось за прекращение лекций по богословским дисциплинам и замену последних курсами по философии и истории религии на историко-филологических факультетах [6].
Одновременно с этим обсуждением началась активная работа и в духовном ведомстве. Вопрос о реорганизации духовных академий был внесен в повестку дня Предсоборного присутствия, созванного в 1906 г., в частности, в программу занятий V отдела. При рассмотрении данного вопроса профессор П. Я. Светлов заявил о необходимости внесения изменений в программы, предусмотрев обсуждение проблемы в более широком контексте, не ограничиваясь узко корпоративной точкой зрения, а исходя из того, каким образом должно быть организовано высшее богословское образование вообще, чтобы соответствовать своему назначению и служить на благо церкви.
Собрание согласилось с такой формулировкой вопроса и решило основательно обсудить тезис профессора университета Св. Владимира относительно возможной замены духовных академий богословскими факультетами. После пространного выступления П. Я. Светлова в защиту коренной реформы высшего богословского образования в России, в ходе дальнейшей дискуссии выяснилось, что некоторые члены V отдела допускали возможность параллельного существования с академиями богословских факультетов, однако сам факт неприкосновенности академии выступал неоспоримой истиной для всех присутствующих на заседании членов как из среды духовенства, так и профессоров академии [4, с. 14].
Предсоборное присутствие стало итогом дискуссий о богословских факультетах в 1905 – 1906 гг. Впрочем, он не имел четко очерченного результата и не стал определяющей основой для продолжения дискуссии ни в Комиссии, созданной при Святейшем Синоде для разработки проекта нового устава духовных академий в 1909 – 1911 гг. [29], ни на Поместном Соборе 1917 – 1918 г.
Таким образом, вопрос теологических структурных подразделений на этом этапе общественного развития был снят с повестки дня. Университетские корпорации оказались не вполне готовыми к идее включения богословских факультетов в свой состав. Однако Февральская 1917 г. революция в России снова актуализирует нерешенную проблему. В новых политических условиях, провозгласив независимость Украинского государства, научная общественность в достаточно сжатые сроки сумеет реализовать европейскую образовательную традицию. В структуре основанного в период Гетманата П. Скоропадского Каменец-Подольского государственного украинского университета было предусмотрено функционирование богословского факультета.
Рецензии:
3.09.2015, 23:06 Гресь Сергей Михайлович
Рецензия: Рецензия на статью Адамского Виктора Романовича
преподавателя Хмельницкой гуманитарно-педагогической академии
Богословское образование в университетах Украины: к истории вопроса.
Исследование становление богословского образования в современных общественно-политических условиях является весьма актуальной и своевременной. Ведь православие переживает сейчас достаточно сложный период. Поэтому работы, которые исследуют проблемы богословского образования, в современном «атеистическом мире», могут служить определённым материалом, на основе которого религиозные конфессии будут участвовать в воспитании современного общества.
С большим интересом ознакомился с работой Адамского В.Р. Наличие большого количества литературы свидетельствует о глубоком изучении вопроса. Здесь к автору невозможно предъявить претензий. Материал статьи изложен в хронологической последовательности.
Однако необходимо отметить некоторые недочёты, которые присутствуют в работе. На мой взгляд, необходимо сформулировать цель исследования. Работа по объёму достаточно большая и не всё написанное автором соотносится с заявленной темой исследования, поэтому надо либо изменить тему, либо уменьшить объём работы.
Вывод: работа соответствует требованиям журнала и в случае исправления указанных недочётов может быть опубликована в ближайшем номере.
Доцент, кандидат
исторических наук,
УО "Гродненский государственный
медицинский университет" Гресь С.М.