Статья опубликована в №48 (август) 2017
Разделы: История
Размещена 24.08.2017. Последняя правка: 25.09.2017.
Просмотров - 2023

Монархическая форма правления в восприятии Тацита

Ганжуров Алексей Иванович

соискатель

Белорусский государственный университет

кафедра древнего мира и средних веков

Научный руководитель: Федосик Виктор Анатольевич, доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой древнего мира и средних веков БГУ (Минск).

УДК 94

Введение. Исследование темы является важным для изучения понимания сущности  гражданских войн I века до н.э. в Риме античными историками разных эпох, современниками войн, историками периода ранней и поздней античности. Гражданские войны в Риме привели к установлению в Риме режима принципата – монархии, скрытой за республиканскими институтами. Римская цивитас превращалась из общества граждан в общество подданных и отношение Тацита к гражданским войнам I века до н.э. в Риме, а также в целом его отношение к демократическим институтам, позволит приблизиться к пониманию изменения отношения современного ему римского общества по сравнению с римскими авторами, современниками самих войн. Статья о Таците является частью остальных работ, рассматривающих всех античных историков, писавших о гражданских войнах конца республики, для их сравнительного анализа.

Актуальность. Научная актуальность темы определяется выявлением политических предпочтений Тацита и его отношения к демократии римской республики для последующего сравнения с остальными античными историками республиканского Рима, принципата и домината, что определяется неисследованностью в отечественном и зарубежном антиковедении.

Цель. Целью исследования является восприятие античным историком Тацитом свержения римской республики и установления римской империи во главе с императором, а также его политических взглядов.

Задача. Выявление в труде Тацита его отношения к демократическим институтам и гражданским войнам  I века до н.э. в Риме.

Публий Корнелий Тацит родился между 54-58 годами н.э. в семье римского всадника и прокуратора Белгики [8, с. 243; 4, с. 1194; 3, с. 55, 63; 9, с. 767]. Местом рождения, вероятно, была Нарбонская Галлия [3, с. 60]. Детство прошло в провинциях, где служил его отец [3, с. 57].  Тацит получил стандартное грамматическое и риторическое образование [8, с. 243; 9, с. 768-769]. В 78 году н.э. будущий историк женился на дочери консула Юлия Агриколы и со следующего года смог заняться своей политической карьерой, так как в 73/74 году он получил от Веспасиана сенаторское достоинство [3, с. 62-63; 9, с. 771]. В 88 году он стал претором и уже занимал пожизненную жреческую должность квиндецемвира, коллегия которых хранила Сивиллины книги и ведала некоторыми культами [7, с. 236; 9, с. 772].  В 97 году Тацит стал консулом-суффектом по заранее утвержденному списку [3, с. 71].  Для Тацита, сына прокуратора и всадника по рождению, это была вершина очень удачной карьеры. Последним известным его назначением стало проконсульство в провинции Азия в 112 или 113 году [8, с. 244; 3, с. 71; 9, с. 774].  Смерть историка застала, вероятно, после 120 года [8, с. 245; 2, с. 349].

Религиозные воззрения Тацита отличаются крайней расположенностью к астрологии, которую он возводит в ранг «возвышенной науки» и «неопровержимого свидетельства истины». Историк осуждает недобросовестных деятелей этой профессии, оправдывает несбывшиеся предсказания «ученых» астрологов  и не видит смысла в попытках сената изгнать своим постановлением этих провидцев будущего из Италии [7, с. 68, 182, 209-210,  211, 226, 263, 280, 283, 332, 335, 425, 536, 577; 8, с. 270].

Характерен для Тацита и синкретизм богов с астрологией, где Аполлона он называет величайшим, поскольку тот был «наделенным даром провидения божеством» [6, с. 335]. Отношение к остальным богам у него почтительное и однажды Тацит из страха перед германским войском пишет «молю я богов» [7, с. 475], но Тацит разделяет массовые суеверия народа и веру интеллектуальной элиты [7, с. 22, 185, 298, 574, 577, 705; 4, с. 1231]. В связи с близостью политических воззрений с Полибием, о чем пойдет речь ниже, вероятно на него также повлияли взгляды греческого историка в части религии, которую тот считал одним из средств управления народом [6, с. 37-38, 123-124].  Также Тацит позволяет себе близкое к эпикурейству выражение «как бы по милости богов» [7, с. 162], что впоследствии многократно использовалось Флором. В большинстве случаев боги выступают у него в качестве карателей. На его взгляд «доказано, что боги заботятся не о безопасности нашей, но о мщении» [7, с. 525; 8, с. 270]. Об их гневе на «Римское государство» и «императоров» он говорит неоднократно [7, с.146, 340, 411, 413, 599; 8, с. 270]. И в немногих случаях показывает их благодетельное участие, в частности на сам «город» Рим и римское государство [7, с. 275, 742; 8, с. 270].

Наиболее развернуто Тацит говорит о своем мировоззрении в размышлении о преимуществах эпикурейства, стоицизма и астрологии. При этом склоняется к астрологии, считая ее наукой, которая предоставила неопровержимые свидетельства истины [7, с. 210-211; 8, с.270].

Таким образом, можно сказать, что взгляды на религию у Тацита были близки к эпикурейским [7, с. 162; 8, с.269; 4, с. 1231]. Он считал, что боги влияют на римскую империю, наказывают императоров и через них государство, а также изредка помогают городу Риму и всему государству, но они безучастны к судьбе отдельно взятых людей.

Тацит оставил немало свидетельств своего отношения к гражданским войнам и демократическим институтам республиканского периода. В своем первом произведении «Жизнеописание Юрия Агриколы», написанном в 98 году н.э. в приблизительно 41 летнем, уже зрелом возрасте, при Траяне [3, с. 108; 2, с. 337, 338], он пишет: «только теперь, наконец, мы приходим в себя; и хотя Цезарь Нерва в самом начале нынешней благословенной поры совокупил вместе вещи, дотоле несовместимые, - принципат и свободу, а Траян Нерва что ни день приумножает счастье нашего времени, и установление общественного правопорядка уже не только предмет всеобщих надежд и желаний, а то, в осуществлении чего мы твердо уверены» [7, с. 425]. Таким образом, после правления Домициана, Тацит уже совмещает понятия принципата и республики с твердой уверенностью, объясняя это тем, что «нас покоряет сладость безделья» и праздность, которую «мы в конце концов начинаем любить». При этом он обещает рассказать «о былом нашем рабстве и о нынешнем благоденствии» [7, с. 425].

В следующем своем малом произведении «Диалог об ораторах» (105-107гг.) [3, с. 152], Тацит уже больше раскрывает свои взгляды на гражданские войны I века до н.э.. Один из ораторов Матерн, выражающий мнение самого автора [8, с. 265; 2, с. 348], относится к гражданским войнам, как к периоду былой необузданности и смутам. В этом периоде ораторам «казалось, что они добиваются еще большего, ибо при общем смятении и отсутствии наделенного верховной властью правителя всякий оратор мнил о себе в меру своей способности воздействовать на мечущийся народ». Отсюда обвинения и враждебность к целым родам, непрерывная борьба сената с простым народом. «И хотя все это само по себе вносило разлад в государство, однако оттачивало и щедро вознаграждало, как казалось ораторам» [7, с. 516]. «Их боялись отправлявшиеся в провинции магистраты, обхаживали возвратившиеся оттуда». Казалось они, «даже сложив по миновании срока свои обязанности, не лишались власти и направляли сенат и народ своими советами и своим влиянием», как в свое время Цицерон против Антония или Марк Лициний Муциан, обеспечиший императорскую власть Веспасиану и др. [7, с. 516-518; 1, с. 856]. Тацит критикует ораторское искусство с позиций сохранения остаточного влияния его к современному ему периоду и явно не испытывает ностальгии к республике. Совершенно верно замечено профессором Вашингтонского университета Гоуингом А.М., что «Диа­лог» вполне впи­сы­ва­ет­ся в  рим­скую тра­ди­цию импе­ра­тор­ско­го вре­ме­ни в при­спо­соб­ле­нии усто­яв­ших­ся жан­ров к совре­мен­ным целям [11, р. 109-120].

Далее, вспомнив об отсутствии ораторов у спартанцев, критян, македонцев и персов, демократия афинян обозначается как всевластие невежества всего народа, в положительно ключе сообщается о принципате, который покончил с раздорами и междоусобицами и научил «почтительности к вышестоящим». Также высказано мнение о братьях Гракхах и Цицероне: «Но красноречие Гракхов не дало нашему государству столь многого, чтобы оно стерпело и их законы, да и Цицерон, хотя его и постиг столь прискорбный конец, едва ли сполна оплатил славу своего красноречия» [7, с. 520-521]. Сами Гракхи обозначены как возмутители плебса [7, с. 118].  Вообще нужно сказать, что здесь Тацит, своим научением «почтительности к вышестоящим» и критикой демократических действий Цицерона, явился предвестником Павла Орозия, который позже, в V веке, считал, что в  среде свободных людей распространять смирение, пропагандировавшееся христианством, не имеет смысла. Так как «справедливо это до тех пор, пока те, кто отверг товарищество [демократию], не научатся переносить господство и пока вся полнота власти, переданная одному человеку, не подчинит всех людей совершенно иному образу жизни, когда бы все научились жить в смирении, а не состязаться, движимые надменностью. Однако, чтобы научится столь спасительному смирению необходим учитель [Иисус – Г.]» [5, с. 69].

Следующим произведением  Тацита  была «История» (109г.) [4, с. 1198], которое он называл опасным, вероятно из-за близости к современному ему времени написания «Истории». Здесь он также считает, что после битвы при Акции, в интересах спокойствия и безопасности всю власть нужно было сосредоточить в руках одного человека. При этом он подчеркивает, второй раз, восхваляя времена Нервы и Траяна, что их период нужно рассматривать, как года «редкого счастья, когда каждый может думать, что хочет, и говорить, что думает» [7, с. 523]. Необходимо отметить, что по этому фрагменту видно, что Тацит мог, конечно, говорить не до конца свое мнение, но то, что он сообщал, было искренним.

Необходимость монархии Тацит особенно ясно вкладывает в речи Гальбы, когда он рекомендовал Пизона в преемники себе по принципату» [8, с. 268], где Гальба говорит: «Если бы огромное тело государства могло устоять и сохранить равновесие без направляющей его руки единого правителя, я хотел бы быть достойным положить начало республиканскому правлению». А «заменой свободы будет то, что мы начинаем выбирать» (Loco libertatis erit quod eligi coepimus; данная фраза в русском переводе пропущена). «Тебе же [Пизону] предстоит править людьми, неспособными выносить ни настоящее рабство, ни настоящую свободу» [7, с. 532-533]. Таким образом, невозможность возврата к прежнему режиму из-за размеров империи и синкретичность взгляда историка на республиканскую свободу и принципат налицо.

В «Истории» Тацит возлагает ответственность за все метаморфозы политических режимов, с момента основания Рима, на жажду власти присущую всем людям и увеличивавшиеся размеры империи [7, с. 12, 599]. И в этом нужно отдать ему должное. Он пишет, что жажда власти крепла вместе с ростом государства. «Пока римляне жили скромно и неприметно, соблюдать равенство [демократию] было нетрудно». По мере завоеваний начались раздоры между сенатом и плебсом, буйными трибунами и властолюбивыми консулами. Для Тацита характерно стремление видеть смысл существования государства в постоянных завоевательных войнах и расширении его границ. Из-за отсутствия завоевательной политики при Тиберии и позже, он считает свой труд малозначимым, так как описывает только внутренние дела государства [7, с. 13, 165; 4, с. 1227-1228]. Другой политической программы у него, вероятно, не было, за исключением пожелания не кровожадного принцепса [8, с. 266, 268].   

Тацит подчеркивает низкое плебейское происхождение Мария, подавившего с Суллой свободу, «заменив ее самовластием». Любопытна трезвая оценка Помпея, который «был ничем не лучше, только действовал более скрытно», а также применил средства «более пагубные, чем само зло» [7, с. 118, 599]. Особо отмечает Тацит и первый случай преследования за положительные оценки Брута и Кассия историка Кремуция Корда, вынужденного покончить с собой в 25 году н.э. [7, с. 166-167]. Далее мы видим  синкретичность взгляда историка, который соединяет гнев богов с жаждой власти человека, объясняя этим причину гражданских войн. Приведя пример бессмысленности сражений у Фарсала и при Филиппах, он пишет: «Все тот же гнев богов и все то же людское безумие [жажда власти – Г.] толкали их на борьбу друг с другом, все те же причины породили и эту преступную войну [Отона и Вителлия – Г.] , и только из-за бездарности правителей подобные войны оканчиваются после первой же битвы». Интересно, что назвав, в том числе Отона и Вителлия бездарными правителями, Тацит себя одергивает и пишет: «однако размышления о нравах былых и нынешних времен завели меня слишком далеко; возвращаюсь к моему рассказу» [7, с. 599]. Чуть ранее он писал, что может говорить обо всем, что думает» и видимо «опасная», по его выражению, временная близость Отона и Вителлия к периоду написания «Истории», то есть правлению Траяна, принуждала историка умолкать [7, с. 523].

Свое последнее и самое крупное произведение  «Анналы» Тацит писал после 113 года и вероятно заканчивал при императоре Адриане (117-138 гг.) [3, с. 160, 185]. В его начале, республиканский период историк называет народовластием [7, с. 5, 11]. Помимо уже высказанного ранее своего отношения к всевластию невежества народа [7, с. 521], Тацит неоднократно высказывается уничижительно по отношению к народу и плебсу. Для него народ жаждет государственных переворотов и трепещет перед ними [7, с. 388-389], рад бунтовать, помыкать властями и стремится перейти от грабежей и беспорядков к гражданской войне [7, с. 713]. При этом «чернь, привыкшая покупать хлеб каждый день и только на один день, вечно боится, что прекратится подвоз зерна, и из всех государственных дел интересуется только доставкой хлеба», а также не заботится о бедах государства [7, с. 571, 575]. Очень ярко охарактеризована римская толпа в рассказе о сражении в Риме между солдатами Веспасиана и солдатами Вителлия, где Тацит описывает, как чернь требовала убийств, совершала грабежи, захлебывалась от восторга и проявляла чудовищное равнодушие. По всей видимости, мы здесь имеем дело с личными наблюдениями историка ходившего среди «потоков крови и мертвых тел» в Риме [7, с. 685-686; 8, с. 265; 2, с. 341].

Социальные стереотипы Тацита явно находятся под влиянием Полибия и Цицерона в оценках государственного устройства. Он пишет: «Всеми государствами и народами правят или народ, или знатнейшие, или самодержавные властители; наилучший образ правления, который сочетал бы и то, и другое, и третье, легче превозносить на словах, чем осуществить на деле, а если он и встречается, то не может быть долговечным» [7, с. 165; 8, с. 263]. Здесь видна критика Цицерона, превозносящего полибиеву схему. Также как и Полибий [6, с. 13, 17], он считает смешанное устройство государства наилучшим, но и его ждет крах, при этом он опасается и краха принципата [6, с. 12; 2, с. 338]. Применительно к принципату, Тацит считает, что «как некогда при всесилии плебса требовалось знать его природу и уметь с ним обращаться, так и после государственного переворота, Римское государство управляется не иначе, чем если бы над ним стоял самодержец» [7, с. 165]. В этом свете у историка уживается представление о добродетели сената с его собственным мнением о сенатском отвратительном раболепстве, так как подобное поведение уже является нормой [7, с. 139, 151; 8, с. 265, 266]. Покорив весь мир, римляне подчинили себе другие народы, однако и сами должны были подчиниться принцепсам, оплатив за господство другими народами собственным рабством. Отсюда монархический строй современного ему Рима приобретает у историка характер цены, которой оплачены блага рax Romana [2, с. 340].

Рассказ о смерти и похоронах Августа также представляют интерес. На тот момент «основы государственного порядка претерпели глубокое изменение, и от общественных установлений старого времени нигде ничего не осталось. Забыв о еще недавнем всеобщем равенстве, все наперебой ловили приказания принцепса» и большинство «на все лады разбирало тех, кто мог стать их властелином» [7, с. 7]. Так как «даже старики» и те большей частью родились во время гражданских войн и «много ли еще оставалось тех, кто своими глазами видел республику?». Здесь также видно влияние Полибия считавшего, что пока есть в живых граждане, испытавшие гражданские свободы, демократия будет очень высоко ценится [6, с. 12].  Это сообщение Тацит дополняет известием, что некоторые [7, с. 7], вероятно старики, все еще толковали впустую о благах свободы, а на похоронах Гая Юлия Цезаря еще не было привычки к порабощению, и свобода, хоть и несчастливо, снова была обретена [7, с. 11]. Таким образом, начало рабства отсчитывается у Тацита с диктатуры Цезаря [8, с. 264].

Тацит указывает две точки зрения «мыслящих людей» на жизнь Августа. Одни считали, что несмотря на его злой нрав, в период гражданских войн, «для истощаемой раздорами родины не оставалось иного спасения, кроме единовластия» [7, с. 11-12]. Точка зрения критиков Августа представляет больший интерес. Жаждой власти, в девятнадцатилетнем возрасте, объясняется привлечение щедрыми раздачами ветеранов Цезаря. Приводится подкуп легионов Антония и изображение приверженности к партии помпеянцев,  обвинение в убийстве консулов Пансы и Гирция. После чего «он захватил войска того и другого; вопреки воле сената, он вырвал у него консульство, и оружие, данное ему для борьбы с Антонием, обратил против республики». После устроенных проскрипций, он миролюбием, дружбой и договорами, обманул Секста Помпея, Лепида и Антония. А при наступлении запятнанного кровью мира, Август отнял у Нерона беременную жену и не оставил богам никаких почестей, пожелав почитать себя в храмах как бога [7, с. 12; 10, с. 338]. В данном перечне «заслуг» налицо проявление инстинкта самосохранения, так как после убийства Цезаря, у Августа вполне вероятно были существенные опасения за свою жизнь, как ближайшего родственника диктатора мужского пола. И его покупка ветеранов Цезаря с легионами Антония, была покупкой собственной жизни.

В заключении можно обозначить, что Тацит с твердой уверенностью совмещает понятия принципата и республики, считает нужным научение  почтительности к вышестоящим. Демократия  же обозначается им как всевластие невежества всего народа. Необходимо отметить, что Тацит вполне искренен и по собственным словам говорит, что думает. Жажда власти присущая всем людям, на его взгляд, приводит к завоевательным войнам и увеличению размеров империи, а из-за отсутствия завоевательной политики при Тиберии и позже он считает свой труд малозначимым, так как описывает только внутренние дела государства. Из-за того, что «огромное тело государства» не может устоять и сохранить равновесие «без направляющей его руки единого правителя», Тацит оправдывает режим приципата. Отсюда он видит невозможность возврата к прежнему режиму. Необходим только «хороший» принцепс и этой мысли посвящены «Анналы» и «История», показывающие, что происходит при «плохих». Гражданские войны историк объясняет гневом богов и жаждой власти политической элиты. Совокупность взглядов историка, объясняющего многие явления астрологией и религией, несколько архаизируют его образ. Однако увиденные им в детстве гражданские столкновения в Риме, а также жестокости периода правления Домициана, оставили у историка глубокий отпечаток и сыграли существенную роль в том жестком стиле его произведений, который актуален и по сей день. Разделяя представления античного циклизма, Тацит считает смешанное полибиевое государственное устройство римлян периода республики наилучшим, но недолговечным, и его крах предопределен. Других политических программ у Тацита не наблюдается. Отсюда раболепие сенаторов видится ему, хоть и неприятной, но нормой. Начало рабства Тацит отсчитывает с диктатуры Юлия Цезаря и опасается проявления циклизма в завоевании империи германцами, что вызывает у него страх и личную мольбу богам. Тацит придает существенное значение наличию неизменных демократических социальных стереотипов у отдельно взятого поколения людей, и изменения этих стереотипов долговременной памяти на монархические у другого поколения, при существенном изменении окружающей реальности. И в этом нужно отдать ему должное. 

1. Бобович А.С. Комментарии к «Диалогу об ораторах» // Публий Корнелий Тацит. Анналы. Малые произведения. История. М.: Ладомир, 2003. С. 852-857.
2. Вержбицкий К. В. Политические взгляды Тацита // История. Мир прошлого в современном освещении. Сборник научных статей к 75-летию со дня рождения профессора Э. Д. Фролова. СПб.: СПбГУ, 2008. — С. 337-349.
3. Кнабе Г.С. Корнелий Тацит. М.: Наука, 1981. 208 с.
4. Михаэль Фон Альбрехт. История римской литературы в 3-х томах. — Т. 2. М.: Греко-латинский кабинет, 2004. 2001 с.
5. Павел Орозий. История против язычников. Книги VI–VII. СПб.: Алетейя, 2003. 374 c.
6. Полибий. Всеобщая история. Книги VI-XXV. – Т. 2. СПб.: Наука, 2005. 422 с.
7. Публий Корнелий Тацит. Анналы. Малые произведения. История. М.: Ладомир, 2003. 986 с.
8. Соболевский С.И. Тацит // История римской литературы. – Т. 2. М.: АН СССР, 1962. С. 242-288.
9. Тронский И.М. Конелий Тацит // Публий Корнелий Тацит. Анналы. Малые произведения. История. М.: Ладомир, 2003. С. 767-808.
10. Утченко С.Л. Цицерон и его время. М.: Мысль, 1972. 390 с.
11. Gowing A. M. Empire and Memory. The Representation of the Roman Republic in Imperial Culture. Cambr., 2005. 192 p.

Рецензии:

22.09.2017, 9:30 Сильванович Станислав Алёйзович
Рецензия: Статья А.И. Ганжурова «Монархия Тацита» соответствует предъявляемым требованиям и рекомендуется к публикации. Автору необходимо лишь внимательно вычитать текст и исправить имеющиеся ошибки. В заключении слово «запечатления» лучше заменить словом «отпечаток». В одной из рецензий на работу А.И. Ганжурова я уже высказывал пожелание тщательнее продумывать название статей. Данную статью можно было бы назвать «Религиозные и политические взгляды Тацита», «Мировоззрение Тацита», «Политические предпочтения Тацита», «Монархическая форма правления в восприятии Тацита» и т.п. С уважением С.А. Сильванович

Комментарии пользователей:

Оставить комментарий