Статья опубликована в №54 (февраль) 2018
Разделы: История
Размещена 20.02.2018.
Просмотров - 1520

К вопросу о синергетическом подходе в исторической науке. Сопоставление изучения развития образа Александра Македонского в средневековых письменных источниках Западной Европы с позиций историко-генетического метода и объясняющих моделей синергетики.

Силенко Владислав Дмитриевич

Донецкий Национальный Университет

Студент-магистрант

Научный руководитель: Красноносов Юрий Николаевич, кандидат исторических наук, доцент, заведующий кафедрой Историографии, источниковедения, археологии и методики преподавания истории ДонНУ (г. Донецк, ДНР)

УДК 930.1+930.2: 94"04/14"

Безусловно, междисциплинарные подходы, новые объясняющие модели и использование достижений различных областей знаний, являются для исторической науки в современных условиях актуальными, ключевыми и архиважными теоретико-методологическими аспектами, поскольку они не только определяют тематическую специфику исследовательских работ, но и фактически влияют на объективные достижения истории, формируют новое видение прошлого человечества. Современная историческая наука является одной из крупнейших гуманитарных дисциплин, что обусловлено как спецификой её предмета, так и обеспечивается с помощью вбирания в историю наработок целого спектра других гуманитарных наук – социологии, философии, лингвистики, филологии, семиотики, однако современные условия и вызовы диктуют потребность в расширении и углублении этих связей, наведении новых и более прочных мостов с естественными науками.

То есть, современные позиции гносеологического развития и уровня различных элементов глобальной научной картины мира, просто не позволяют истории отмежёвываться от этих передовых достижений, ограничивая например взаимодействие с математикой лишь контент-анализом. Для следования по пути эпистемологической эволюции, это необходимая мера и лингвистический, культурный, визуальный или антропологический повороты, призвавшие ученых к изучению исторической реальности под разными углами и с различных точек зрения, яркое тому доказательство. Современные социально-историческая антропология, устная и визуальная история, семиотический, лингвистический и герменевтический подходы, являются продуктами этой эволюции.

Подобным же образом нужно рассматривать и синергетические концепты, которые могут поспособствовать развитию методологии и теории исторической науки, но встретившие большое число критики с различных сторон.

Перед непосредственным освещением позиций синергетики в исторической науке, следует отметить, что весь современный этап развития научного знания именуется периодом постнеклассической науки [16, с.114] и характеризуется новой волной распространения эволюционизма и широкого применения междисциплинарности. Во главе продвижения этих принципов стало как раз вышеупомянутое направление синергетики, которое, строго говоря, и знаменует собой это период в плане общих воззрений в науке. Само время возникновения указанного научного направления (1970-е гг.) совпадает с условным началом этой эпохи [1, с.4]. Термин «синергетика» имеет древнегреческий корень и означает согласованное, корпоративное действие, «содеятельность», а областью научного изучения синергетики является процесс развития и самоорганизации сложных систем различной природы [10, с.6].

Возникновению синергетики как научного направления предшествовали тектология («всеобщая организационная наука») А. А. Богданова, кибернетика (и исходящие от неё направления), общая теория систем Л. фон Берталанфи и прежде всего работы И. Пригожина в области изучения динамики неравновесных систем, диссипативных структур и производства энтропии в открытых системах [6]. Автором нового научного направления и самого термина – синергетика является Герман Хакен [21, с.6], немецкий ученый физик.

Так, синергетика представляет собой современное междисциплинарное направление науки, обращенное на изучение процессов развития и самоорганизации в сложных, неравновесных, открытых системах, опираясь на нелинейную математику, термодинамику, фрактальную геометрию, теорию хаоса и в целом, достижения естественных наук. Как результат, в области применения философских, методологических и исследовательских постулатов и концепций синергетического направления при разработке проблем гуманитарных дисциплин сформировались диаметрально противоположные мнения относительно эффективности использования указанных основ синергетики в исследовательских целях.

Используемые в гуманитарных науках, синергетические подходы встретили чуть ли не большую критику, чем постмодернистские концепции и постулаты [24]. Одни ученые, такие как Д. С. Чернавский [31, с.82] и В. Б. Губин [8, с.19; 9, с.112], окрестили разработки синергетики в истории, социологии и, в целом, в гуманитарной сфере слишком поверхностными и, даже, лженаучными изысканиями, поскольку в них присутствовали реальные попытки прикрыть псевдонаучные теории флером и лоском нового научного направления, не владея его научным аппаратом и не учитывая специфики синергетики.

Однако следует отметить, что вышеупомянутый постмодернистский подход к истории фактически нивелировал её научный статус и саму познавательную ценность, постулируя о невозможности реконструкции реальной исторической действительности, принципиальную непознаваемость прошлого, вверяя в руки исследователя самостоятельное конструирование прошлого, что будет оформлено, скорее, в беллетристической форме, нежели в научной [22, с.402-403], и что, безусловно, будет целенаправленно подвержено субъективным трактовкам, угождающим автору или социально-политической, экономической, культурной конъюнктуре. Синергетические же объясняющие модели подобного не предполагают, а стремиться к формированию целостного представления о развитии объекта путем самоорганизации, обращая внимание на определенные закономерности и условия данного процесса.

Большинство ученых работающих с этими концептами добросовестно подходят к изучению и адаптации синергетики для гуманитарных процессов и объектов. Екатеринбургская исследовательница Н. А. Ерохина, обратилась к тематике синергетики в качестве методологической основы для истории еще в 2004 г., и выделила целый спектр направлений для использования синергетики в историческом познании: от определения движущих сил истории и «пределов культурного развития», до исследования конкретных исторических проблем и тематик [12]. Кроме того, исследовательница приходит к выводу, что «А.А. Богданов ... заложил такие краеугольные камни всеобщей организационной науки, как необходимость непрерывного совершенствования любого аппарата управления, неизбежности перестройки любых организационных структур и опасность их консервации», а так же, подводит к чрезвычайно важному тезису о том, что сам А.А. Богданов «рассматривал самоорганизацию как социальное явление» [12].

Труды таких исследователей, как М. С. Каган [14], А. В. Коротаев [19], А. П. Назаретян [25], Л. И. Бородкин [4], безусловно, являются проводниками новых концепций, идей и методологии синергетики в области гуманитарного знания.

Вследствие противоречивости мнений относительно применения постулатов нового направления в исторической науке, целью данной статьи является апробация возможного использования синергетических теоретических разработок в избранном тематическом поле, то есть рассмотрение эволюции средневекового образа Александра Македонского в качестве процесса самоорганизации сложной системы с помощью наложения на результаты исследования той же тематики, но проведенного с помощью историко-генетического метода.

Актуальность данной темы обуславливается не только тем, что впервые осуществляется попытка подобной трактовки развития историко-литературного образа при помощи концепции синергетики, а и в возможности сопоставления результатов исследования полученных классическим историческим методом (историко-генетическим) и вышеназванными синергетическими объясняющими моделями.

Так, следует акцентировать внимание на том, что ключевым принципом синергетики является большая роль неравновесных, нелинейных систем и влияние на них окружающей среды и её энергий [29], посредством чего именно системы подобных типов приходят к самоорганизации и через неё к эволюции в более сложные формы. При использовании концепции синергетики, прежде всего, нужно обратить внимание на её разветвленный и сложный терминологический аппарат, где важными понятиями являются: синергия (взаимодействие отдельных факторов системы в целом, обуславливающее иной эффект, нежели простая сумма эффектов каждого компонента), эмергетность (наличие у системы свойств, не присущих ее элементам), аттрактор (определённая эволюционная форма, к которой тяготеет система) [6], бифуркация или же полифуркация (критическое состояние системы, при котором она становится неустойчивой и вариабильной) [21, с.329], диссипация (рассеивание энергии) [21, с.208], энтропия (нарастание хаоса, неупорядоченности в системе), суперпозиция (позиция, при которой система устойчива к внешним энергиям), [29], изоморфность (равноформеннось, равнозначность элементов системы), флуктуация (колебание), отрицательные и положительные обратные связи (ответные реакции на поступающую энергию) [10, с.7].

Исходя из этого, нужно учитывать сформированный прикладной математикой, математическим моделированием, термодинамикой и их терминологией характер научного направления, который более подходит для обоснования развития систем неживой природы или же нечеловекомерных систем, что впрочем, не делает синергетику непригодной для данных изысканий, поскольку, как уже отмечалось, тектология Богданова рассматривала самоорганизацию, прежде всего, как социальное явление. Да и сам человек является неотъемлемой частью живой природы, а жизнь в понимании И. Пригожина − это «высшее проявление происходящих в природе процессов самоорганизации» [28, с.234].

Массивное количество терминов, в большинстве своем, несвойственных для гуманитарных наук, не может и не должно стать препятствием для междисциплинарного диалога с естественными науками. Это доказывают уже упомянутые исследователи М. С. Каган и Л. И. Бородкин. В исследования последнего более чем органично вписываются постулаты синергетики, поскольку интересы Леонида Иосифовича Бородкина сконцентрированы в сфере квантитативной истории. Труды же Моисея Самойловича Кагана способствовали распространению нового концепта в сфере культурологии. Благодаря новым методологическим подходам, синергетика и, в частности, её терминология привели исследователя к очень интересным выводам относительно тяготения к разным аттракторам культурно-экономического развития Западных и Восточных цивилизаций [13].

Таким образом, при исследовании открытых, нелинейных систем нужно оптимально использовать междисциплинарный диалог, предлагаемый данным направлением, учитывать достижения естественных наук, но в тоже время, совершить некоторый антропный поворот в её современной структуре для более обстоятельного использования в историческом исследовании. Именно синергетика позволяет выделить закономерности эволюции сложных систем и, безусловно, такой системой является человек и социум, пребывающие в постоянном взаимодействии. Однако, сущность данного взаимодействия несколько сложнее природной, определяясь не простым перенесением наработанных в естественных науках схем, постулатов и научного аппарата (ведь это может вызвать отторжение и дезадаптацию), а использованием более сложных форм адаптации, сконцентрированных на специфике социальных систем.

При исследовании развития образа древнего царя в средневековых письменных источниках с помощью историко-генетического метода, его результаты будет выглядеть следующим образом. В античную эпоху были составлены основные сочинения о македонском царе Александре, которые и сегодня являются основой для изучения его реальной исторической личности (труды Арриана, Диодора Сицилийского, Помпея Трога, Квинта Курция Руфа и Плутарха) [15, c.8]. Но также в эллинистический период (предположительно на рубеже VI-III вв. до н. є.) был составлен сборник всяческих легенд, мифов, коллизий и анекдотов связанных с именем царя – так называемый Псевдо-Каллисфенов роман [5, с.49]. Именно от и стал основой для его средневекового образа царя.

Так же этот роман известен как «История Александра Великого» и содержит огромный корпус легенд, небылиц, чудес, которые постепенно накапливались и углублялись. Вкратце освещая его содержание и разительное отличие от реального исторического контекста существования древнего царя, следует отметить, что здесь присутствует легенда о сбежавшем фараоне Нектанебе II, являющимся на самом деле отцом Александра; о диковинных чудищах Индии с телом человека и собачьими головами; о предварительном походе Александра в Сицилию, покорении Рима и Карфагена перед высадкой в Персии; о переписке с Дарием и Пором; о неутолимой жажде знаний царя и чудесах Востока, где он ищет живую воду, обкатывает грифонов, говорит с удивительными мудрецами гимнософистами [27, с.8-11]. Сегодня роман известен во множестве редакций, но основными из них являются: Альфа, Бета, Дельта и Эпсилон [5, с.51-54].

Средневековой Европе не были известны те вышеуказанные греческие сочинения, которые сегодня считаются основными источниками о жизни Македонского (Арриан, Диодор, Плутарх), ведь новый католический латинский мир был построен на обломках Западной Римской империи, и латинские источники всегда превалировали, в отличие от греческих. Основной массив классических первоисточников будет приоткрыт лишь в эпоху Возрождения. Сочинения же римских историков напротив были хорошо известны в средневековье, хотя стоит отметить, что труды Курция Руфа и Юстина меньше привлекали средневекового читателя [3, с.100-101], ведь в них не было такого обилия откровенных но увлекательных небылиц, коим обладал «Роман об Александре».

Так, древнейшим переводом этого романа является латинский, составленный Юлием Валерием Полемоном в IV в. (около 310-340 гг.). Автор сохранил все небылицы, фантастические рассказы и мифы из не дошедшей до наших дней более полной и исправленной редакции Альфа [5, 51]. Благодаря такому изображению приключений Александра на Западе, этот перевод пользовался большой популярностью у читателей и писателей Средневековья, и именно он был одним из главных источников последующих средневековых сочинений о полководце, породив «старофранцузскую ветвь» сочинений об Александре (Альберик де Бризансон, Ламбер Ле Тор, Александр Парижский) [3, с.81].

Важно указать, что первоначально на христианской почве, роман, ровно как и его центральный персонаж, не пользовались успехом у основоположников и отцов церковных догматов. Для раннехристианских авторов образ Александра, пройдя через формирующиеся устои и новое восприятие этой религии, а также морально-нравственную оценку (уже во многом опирающуюся на псевдоисторическую базу), стал одиозным примером неумеренности и гордыни.

У составителя «Диатессарона» − Татиана (II в.), Александр окрещен «бешеным юнцом», «выказывающим мужество и доблесть на пирах и пронзающим копьем лучшего и любимого друга» [30, с.371]. Апологет церковной истории Евсевий Кесарийский или же Памфил (IV в.) обвиняет Александра в пьянстве, разнузданности и жестокости, а также убийстве и порабощении многих людей и народов, за что царь и получил раннюю смерть, «чтобы не губить более род человеческий» [11, с.14-15]. Теолог Орозий (V в.), работы которого были необычайно популярны вплоть до эпохи Возрождения и откуда многие средневековые авторы черпали фактическую информацию, нарек македонского царя: «пучиной несчастий и смертоносным смерчем всего Востока» [26, с.197], алчным властолюбцем, убийцей друзей и родственников, правителем который: «будучи не в состоянии насытиться человеческой кровью, врагов ли, союзников, постоянно жаждал все новой и новой крови» [26, с.199].

В середине X в. неаполитанский архипресвитер Лев составляет свой перевод романа, но основании константинопольской рукописи производной от традиции Альфа, однако не оставившею греческих оригиналов и известную, только благодаря Льву (эта традиция получает название Дельта) [3, с.90]. Именно этот перевод (точнее его переработанный вариант «История сражений»), был наиболее популярен и породил самое большое число средневековых переработок разных национальных литератур, фактически приоткрыв эллинистическую повесть об Александре для средневековой Европы [7, с.216-217]. Название перевода, ярко иллюстрирует главный предмет интереса неаполитанца в контексте биографии царя – его великие сражения, что во многом способствовало распространению этого сочинения в Западной Европе, входящей в эпоху рыцарства и крестовых походов.

Перевод Льва известен в разных вариантах и производными от него являются латинские редакции: J1, J2 и J3 (возникшие в XI-XIII веках). От них берут свое начало множество немецких, итальянских сочинений и хроник (Фрутольфа из Михельсберга, Оттона Фрейзингского, Рудольфа Эмсского, Лампрехта из Трира, Квилихина из Сполето), а также отдельные английские, шведские, чешские, польские и венгерские переводы и произведения [3, 97-99].

В содержательном плане, все эти романы, поэмы и повести об Александре обрастают новыми мифами и легендами, которые по-своему трактуют образ царя, в зависимости от региона и времени сочинения. Латинские Александрии отражают нетленные подвиги царя в большей степени с позиций христианских трактовок и рыцарской идеологии. Александр в этом сочинении становиться типичным средневековым феодалом и рыцарем [20, с.37], с соответствующими понятиями о расширении его владений, о чести и доблести, наделяется высокопарными жестами, христианским смирением и куртуазными манерами. В повествование включена легенда о Василиске, драконах, рыцарских турнирах и пирах. Меняется окружение Александра (светские дамы, рыцари, пэры, графы, бургграфы, маркграфы), его внешний вид (наряд, доспехи, латы) и боевой арсенал (шлем с берегов Корнуолла) [20, с.38]. В средневековом мировоззрении, он непосредственно близок к автору и читателю, который обволакивает образ древнего царя современными им атрибутами и предметами, чертами поведения, целями и общими религиозными догмами.

Однако стоит отметить, что не всегда виденье Александра было всецело подчинено лишь христианским догматам и покорностью пред мирским тленом. Традиция Льва Неаполитанского и исходящих от его редакции романа трудов европейских авторов сохранили интерес царя к познанию мира, и передали желание Александра его изменить, что он доказывает перед «королем гимнософистов» в диспуте. В переводе Льва и исходящих из него переработок переписка Александра и главы нагомудрецов полностью сохранены, в отличие от старофранцузской ветви (где отсутствуют последнее письмо Александра), и последнее слово в диспуте остаётся за Александром [18, с.52].

В целом, уже в XVI в. было известно более 80 обработок «Романа об Александре» на 24-х языках [5, с.49]. Сегодня таких обработок насчитывается более ста [2], что показывает распространённость сочинений об Александре и популярность его образа, который стал одним из ключевых для всей средневековой литературы [23, с.157].

Пиком развития образа царя в качестве рыцаря стал роман «Персефорест» [17, с.125]. После этого, образ Александра в рыцарском романе угасает, фактически как и сам жанр. Крупных поэм и прозаических сочинений уже нет. Последний этап развития западноевропейских Александрий, отмечается вхождением образа царя в народную книгу и бюргерскую литературу. На первый план выходит нравоучительный аспект, что находит свое отражение и наиболее яркое воплощение в сборниках назидательных примеров извлекаемых из жизни Александра. Развивается в народной книге и фольклорная традиция, которая включает самые интересные и красочные легенды о приключениях полководца c явными морализаторскими примерами [20, с.41-42].

Описанный путь образа Александра в средневековой письменной традиции, стал одним из пиков мифологизации его биографии, наполнения представлений о нем новыми легендами и выдумками. В период Возрождения, этот средневековой образ постепенно перейдет в беллетристику, а исторические сочинения будут строиться на более критических источниках, что впрочем, не уменьшит популярность былых легенд и «Романа об Александре» [20, с.100]. Важно отметить, что он перестаёт претендовать в глазах читателей, и тем более исследователей, на историчность, поскольку в этот период в исторической науке наступают кардинальные теоретико-методологические сдвиги в область истинной научности и объективности. С легкой руки Лоренцо Валлы происходит формирование обстоятельного внутреннего и внешнего источниковедческого анализа. В таких условиях, образ Александра отраженный в Александриях начинает вызывать сомнения у новоиспеченных гуманистов, не стесняющихся отсеивать небылицы и выдумки пошлых эпох.

Далее надлежит обратиться непосредственно к предметному рассмотрению концепции синергетики в избранном тематическом поле и наложению её схем эволюции на освещенный с помощью историко-генетического метода облик царя. Так, бытование его образа в период европейского средневековья следует расценивать как открытую, неравновесную и нелинейную систему. Сформированный в период античности образ македонского царя очень быстро, фактически со времени его начального формирования, обладал высокими положительными обратными связями, то есть активно воспринимал энергию (наполнялся новой информацией), что отдалило его от точки термодинамического равновесия, вывело с суперпозиции и определило его нестабильность из-за чрезмерных флуктуаций (воспринимаемых образом новых легенд).

В свою очередь, флуктуации обеспечили хаотизацию, нарастание энтропии (несогласованности множества небылиц, разности трактовок его личности), наполнили образ разрозненными информационными энергиями (через мифы, выдумки, анекдоты), что приблизило его к критической массе, которая через хаотизацию и структурный кризис (разрушение старой структуры) посредством самоорганизации начала стабилизироваться и выходить на более сложный эволюционный уровень.

Следует учитывать, что для разных уровней системы явления хаоса и самоорганизации относительны, поскольку здесь не действуют законы классической механики о симметрии (соразмерности) времени и обратимости процессов [6]. Так то, что является единым мигом на микроуровне (образ подвержен хаосу и целой череде трансформаций в сюжетном плане), на макроуровне является быстротечной сменой сущности системы (образ посредством бифуркации фактически одномоментно приобретает новые качественные черты и переходит в новое состояние).

Компиляция большинства разрозненных информационных потоков в единый источник Псевдо-Каллисфеном (в «Романе об Александре»), что следует расценивать как процесс самоорганизации системы (через субъективные действия автора), стала точкой бифуркации для формирования нового образа великого царя (на макроуровне). Система оказалась на распутье и, притягиваясь к аттрактору, эволюционировала в русле мифологизации (хотя и претендовала на историзм на протяжении всего периода), что неудивительно, ведь этот аттрактор объясняется как человеческой природой, имманентностью её свойств, вызывающих стремление к более ярким и удивительным образам, привлекающим читателя, так и условиями изменяющейся среды и, кроме того, воздействием на систему энергетических потоков (всяческих увлекательных небылиц) и социально-исторических факторов (процесса развития эллинистического общества и литературы).

Так, новый уровень развития образа начинает свое существование, но при этом система остаётся открытой, подверженной воздействию энергии (создание редакций романа), что снова проявляется во флуктуациях развития образа. Важно отметить, что в точке бифуркации система разделилась на критическое видение Александра и мифологическое восприятие. Критическое осталось в суперпозиции, наработанной античными авторами, и долгое время не испытывало влияния сторонних энергий, пребывало в глубоком гомеостазе с сильными отрицательными обратными связями (что объясняется спецификой средневекового мировоззрения и отбора материалов для повествования о царе). Мифологическая же система как более сложная и открытая развивается не по экспоненте или регрессивно, а импульсивно и реверсивно. Периоды стабилизации чередуются с энергетическими импульсами (новые произведения), которые обеспечивают локальную самоорганизацию (сочинения в отдельных странах и регионах), постепенно накапливаются и приводят к новому нарастанию энтропии.

На начальных этапах средневекового бытования мифологизированная система диссипативна, она рассеивает вливаемую в нее энергию из отдельных сфер по всей системе с последующим её нивелированием (критика образа раннехристианскими авторами не разрушает его структуры). Далее более мощные флуктуационные импульсы (переоткрытие «Романа об Александре» в X в. и создание переводов, новых произведений, наступление эпохи рыцарства) способствуют росту системы, расширению корпоративного взаимодействия её элементов (сплетение единого более целостного повествования из разных сюжетов), приобретению синергии (наполнение образа качественными сюжетами и небывалая популяризация образа в связи с распространением рыцарской идеологии) и эмергетности (специфического восприятия и отношения к образу, сюжеты которого могут свободно открепляться от имени Александра и прикрепляется к другому персонажу).

Вместе с увеличением потоков информационных энергий, растет и энтропия (множественные редакции и труды), в различных региональных проявлениях системы складываются собственные локальные самоорганизационные процессы, которые активно взаимодействуют с окружающей их средой и получают различные по сути и количеству порции энергии (создание и развитие трудов об Александре в различных регионах). В то же время, вместе с нарастанием некогерентности старых внутренних связей (разность восприятия образа в регионах Западной Европы), налаживается связь новых корпоративных ячеек между собой и обмен изоморфными категориями (взаимопроникновение сюжетов, стилистических и литературных приемов, а также пертурбации в сюжете, расстановке его элементов в близлежащих регионах). При этом не все из них контактируют друг с другом, что вновь требует от системы образа адаптации к новым условиям и вызовам внешней среды.

Следует обратить внимание на случайность энергетических импульсов, которые в тематической плоскости зачастую продиктованы влиянием социума или же отдельной личности и их предпочтений, уровня эстетического и культурного развития в пространственно-временном многообразии. Кроме этого на создание, направленность, жанры новых трудов влияют изменения литературных или языковых традиций, на которые системе приходится отвечать развитием собственных структур или собственным разрушением. Поскольку элементы системы оказываются под влиянием других систем более крупных или же сходных по размерам (литературные традиции одного из регионов, образы других героев и персонажей) и внутренних подсистем (устойчивые традиции в каком-либо регионе), это приводит к более активному пересмотру и эволюции трактовок образа.

Постепенно нарастающая в системе энтропия, развитие соседних и смежных с ней элементов заставляют систему активно приспосабливаться к внешним воздействиям, организуя новые корпоративные связи, которые сталкиваются с разнородными энергиями погружающими объект исследования в кризисное состояние. Иными словами, беллетризованный средневековый образ все более не соответствует достижениям исторической науки и реальному историческому герою, а заново открытые античные работы, также как же новое их восприятие современниками, начинают дестабилизировать целостность средневекового образа, отрицая его историзм.

Система вновь приходит к точке бифуркации, трансформируясь от состояния суперпозиции критического видения Александра и ранее превалирующей и открытой образности античного героя, переходит в качественно новое состояние с большей степенью упорядоченности. При этом мифологизированная система выходит на иной уровень, окончательно утверждается в новой литературной плоскости, где вливание энергий уменьшается, она обретает все более сильные отрицательные обратные связи. Так, от средневековых трактовок в эпоху Возрождения отделяется реально-исторический образ царя, однако бытование легендарных сюжетов остаётся в беллетристике, постепенно утрачивая свое влияние на исторический образ.

Данная модель эволюции образа Александра, описанная на основе постулатов синергетики, кажется чрезвычайно тяжеловесной и сложной для восприятия. При дальнейшем углублении междисциплинарной методологии станет невозможно говорить о сложных вещах простыми словами, однако, это видимая закономерность развития современного научного знания, которую не следует расценивать в качестве предтечи технической сингулярности в духе концепции Универсальной истории. Вместе со сложностью синергетической модели возникает и новое, несколько иное видение процесса, порождающее, в свою очередь новые решения, интенции, направления мысли о ходе исторического процесса, развитии человека, его представлений и результатов деятельности.

Таким образом, на примере проведённого исследования и выстроенной модели самоорганизации средневекового литературного образа, можно убедиться в возможности использования концепции синергетики в историческом исследовании. Образ царя органически вписывается в модель синергетической эволюции, которая иллюстрирует то, что развитие представлений об Александре в человеческой психике и деятельности, это природный процесс, который не индифферентен и бесформен, а обладает четко обозначенными закономерностями, имеет свою структуру, отражающуюся именно посредством самоорганизации. Удивляет уникальность образа Александра, который через самоорганизацию приспособился к эпохе став органической частью средневековой литературы. Новый междисциплинарный подход по сравнению с классической методологией исторического исследования, дает новое представление о специфике образа Александра бытовавшего в средневековье, через его синергию и эмергетность (особая популярность и представление композитного образа, от которого свободно открепляться сюжеты). Они иллюстрируют причины нарастания энтропии в образе, направления его эволюции и саму сущность происходящих явлений.
Однако синергетика может войти в арсенал исследователей исторического процесса лишь при должной адаптации к социально-гуманитарному блоку наук, что в свою очередь может обеспечить междисциплинарный диалог, новые темы и точки обзора для исследователей, поднимет новые вопросы (например, каково влияние на самоорганизацию имеет индивидуальность человека, позиции всего социума или же безсознательного) а также поможет создать более современную, всеохватывающую и объективную научную картину мира.

1. Аршинов В. И. Синергетика как феномен постнеклассической науки. – М., 1999. – 203 с.
2. Блескина О. Н. Латинские "Александрии": истоки и версии (по материалам российских книгохранилищ): Автореф. дис. канд. истор. наук. – СПб., 2000. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.dissercat.com/content/latinskie-aleksandrii-istoki-i-versii-po-materialam-rossiiskikh-knigokhranilishch (дата обращения: 18.02.18)
3. Блескина О. Н. Латинские «Александрии»: истоки и версии // Византинороссика. − СПб. 2003. − Т.2. − С. 73-120
4. Бородкин, Л. И. Синергетика в изучении неустойчивых историко-политических процессов: от «равновесия ужаса» к «ужасу неравновесия» // Крыніцазнаўства і спецыяльныя гістарычныя дысцыпліны : навук. зб. Вып. 3 / рэдкал. : У. Н. Сідарцоў, С. М. Ходзін (адк. рэдактары) [і інш.]. − Мінск : БДУ, 2007. − С. 118-128.
5. Ботвиник Н. М. «Роман об Александре». Рукописная традиция и история изучения текста // Византинороссика. − СПб. 2003. − Т.2. − С. 49-67
6. Буданов В. Г. «Синергетика: история, принципы, современность» [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://spkurdyumov.ru/what/sinergetika-istoriya-principy-sovremennost/ (дата обращения: 18.02.18)
7. Грабарь-Пассек М. Е. Античные сюжеты и формы в западноевропейской литературе. – М.: Наука, 1966. – 319 с.
8. Губин В. Б. О методологии лженауки. − М.: ПАИМС, 2004. − 172 с.
9. Губин В. Б. Псевдосинергетика - новейшая лженаука // Бюллетень № 1 «В защиту науки». − 14.11.2006. − С. 110-119.
10. Данилов Ю. А., Кадомцев Б. Б. «Что такое синергетика?» // Нелинейные волны. Самоорганизация. – М.: Наука, 1983.− С. 5-16
11. Евсевий Памфил Жизнь блаженного василевса Константина / Пер. СПбДА под ред. А. А. Калинина. − М.: Издательская группа «Labarum», 1998. − 352 с.
12. Ерохина Н.А. Синергетика как методологическая основа исторического исследования: историографический анализ: Автореф. дис. канд. ист. наук. − Екатеринбург, 2004. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://cheloveknauka.com/sinergetika-kak-metodologicheskaya-osnova-istoricheskogo-issledovaniya (дата обращения: 18.02.18)
13. Каган М. С. Синергетика и культурология] // Синергетика и методы науки. − СПб., 1998. [Электронный ресурс – Режим доступа: http://www.countries.ru/library/texts/kagan.htm#m4 (дата обращения: 18.02.18)
14. Каган М.С. Человеческая деятельность (Опыт системного анализа). − М.: Политиздат, 1974. − 328 с.
15. Квинт Курций Руф История Александра Македонского. С приложением сочинени Диодора, Юстина, Плутарха об Александре / Отв. редактор А. А. Вигасин. – М.: Изд-во МГУ, 1993. – 464 с.
16. Князева Е. Н. Синергетическое видение креативности человека // Грани научного творчества. – М., 1999. – С. 114-133
17. Королева Е. М. История Александра Великого: отрывки из романа «Персефорест» (перевод со среднефранцузского) // Вестник ПСТГУ III: Филология. − 2012. − Вып. №1 (27). − С. 124–143.
18. Королева Е. М. Рассказ о брахманах в древнерусской и латинской версиях «Романа об Александре»: источники и их модификация // Вестник ПСТГУ III: Филология. − 2012. − Вып. №4 (30). − С. 41 - 58.
19. Коротаев А. В. Мировые религии как фактор социальной эволюции цивилизаций Старого Света // История и синергетика: Методология исследования/ Отв. ред. С. Ю. Малков, А. В. Коротаев. − М.: КомКнига, 2005. − С.119-138
20. Костюхин Е. А. Александр Македонский в литературной и фольклорной традиции. – М.: Наука, 1972. – 193 c.
21. Лоскутов А.Ю., Михайлов А. С. Основы теории сложных систем. − М.-Ижевск: Институт компьютерных исследований, 2007. – 629 с.
22. Лубский А. В. Постмодернизм в историческом познании // Теория и методология исторической науки. Терминологический словарь / Отв. ред. А. О. Чубарьян − М.: Аквилон, 2014. − С. 402-404
23. Лурье Я. С. Средневековый Роман об Александре Македонском в русской литературе XV века // «Алексдндрия» Роман об Александре Македонском по русской рукописи XV в. / Изд. подг. М. Н. Ботвиник, Я. С. Лурье, О. В. Творогов. – М.: «Наука», 1965. – С.145-168
24. Могильницкий Б.Г. История на переломе. Некоторые тенденции развития современной исторической мысли // Междисциплинарный синтез в истории и социальные теории: теория, историография и практика конкретных исследований / Рос. акад. наук, Инист. всеобщ. истории, Том. гос. ун-т ; под ред. Б. Г. Могильницкого, И. Ю. Николаевой, Л. П. Репиной. − Москва: ИВИ РАН, 2004. – С. 5-22 [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.history.vuzlib.su/book_o004_page_5.html (дата обращения: 18.02.18)
25. Назаретян А. П. Универсальная история и синдром Предкризисного человека // История и синергетика: Методология исследования / Отв. ред. С. Ю. Малков, А. В. Коротаев. − М.: КомКнига, 2005. − С. 139-163
26. Павел Орозий История против язычников. Книги I-III / Пер. с лат., вступ. ст., коммент., указ. В.М. Тюленева. − СПб.: Алетейя, 2001. − 384 с.
27. Повесть о рождении и победах Александра Великого / Пер. с лат. и ст. фр., сост., вступ. ст. и ком. Н. Горелов. – СПб: Азбука-классика, 2006. – 256 с.
28. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса: Новый диалог человека с природой / Пер. с англ. Ю. А. Данилова; Под общ. ред. В. И. Аршинова, Ю. Л. Климонтовича, Ю. В. Сачкова. − М.: Прогресс, 1986. – 432 с.
29. Рыльцев Е.В. Философские основы синергетики [Электронный ресурс] // Материалы VII Всероссийской научно-практической конференции «Новый взгляд на человека: вызовы времени». − Нижний Тагил: НТГСПА, 2014. − С. 34-39. – Режим доступа: http://www.kpe.ru/sobytiya-i-mneniya/ocenka-sostavlyayuschih-jizni-obschestva/mirovozzrenie-nauka-obrazovanie/5338-philosophical-foundations-synergetics (дата обращения: 18.02.18)
30. Татиан Речь против Эллинов // Антология: Ранние Отцы Церкви / Пер. П. Преображенского. − Брюссель: Жизнь с Богом, 1988. − С. 369-404
31. Чернавский Д.С. Синергетика и информация. Динамическая теория информации. – М., 2009. – 304 с.

Рецензии:

21.02.2018, 12:44 Сильванович Станислав Алёйзович
Рецензия: Статья Силенко Владислава Игоревича, посвященная возможности применения концептов синергетики в теории, методологии и практике исторического исследования, рекомендуется к публикации. Автор хорошо владеет материалом, излагает его логически последовательно и убедительно, выводы аргументированы. Силенко В.И. достиг поставленной цели и на конкретном примере показал возможность применения концептов синергентики в историческом исследовании. Думаю, что автору не следует останавливаться на достигнутом, и следующую статью посвятить не только возможности, но и необходимости применения концептов синергетики в историческом исследовании, сделать упор на их преимуществах по сравнению с традиционными методами исследования, и тех возможностях, которые они открывают перед историками их использующими. С уважением С.А.Сильванович

Комментарии пользователей:

Оставить комментарий