РГПУ имени Герцена
аспирант
Научный руководитель: С.И. Тимина, профессор, д.ф.н., РГПУ имени Герцена, филологический факультет, кафедра русской литературы
УДК 882
Роман Л. Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик» (2006 год) состоит из отдельных документов, писем, открыток и записей, соответствующих различным временным и пространственным координатам, монтажно соединенных между собой. Традиционный для русской литературы голос автора, ведущего повествование, в произведении обретает разнообразие эстетических форм, в романе нет линейного изложения фактов и событий. В произведении создана особая форма нарратива, широта повествовательного поля, базирующегося на документальных фактах.
В романе «Даниэль Штайн, переводчик» одновременно сосуществуют герои полностью вымышленные и герои, вымышленные отчасти, имеющие прототипов (всего 57 антропонимов). Все они так или иначе связаны с главным героем Даниэлем Штайном. О присутствии обоих миров в произведении читатель не только делает вывод самостоятельно, но и при помощи автора, подчеркивающего данный факт на протяжении всего произведения.
Автор включает в повествование Л. Улицкую как рядового персонажа романа, причем, на первый взгляд, не самого главного. Она появляется в произведении не так часто, как другие, более подробно представленные герои – всего пять раз на более чем пятистах страницах текста.
Все письма персонажа Улицкой к редактору Елене Костюкович имеют привычную форму: число, год, адресат, подпись. Как правило, они незначительны по объему, эмоциональная составляющая в них сильнее фактической.
Написанные в стиле дружеского послания, как и письма других героев, письма к редактору выглядят как подлинные: помимо замечаний о ходе работы над романом, они наполнены фактами из реальной жизни писательницы, детализированы, реалистичны. Елене Костюкович Улицкая рассказывает и о комнате с медиативным ковром, о рождении внука, болезнях, и так далее.
Особая реалистичность и будничность посланий Людмилы Улицкой, их насыщенность биографическими подробностями приравнивает их к ряду документов, представленных в романе, выводит их на уровень, в котором писатель выступает со своими героями на равных.
Письма к редактору представляют собой элементы, относящиеся к основной сюжетной линии, складываемой из различных документов в подробное описание жизни Даниэля Штайна. Они неотделимы от общей истории его жизни, где Людмила Улицкая становится участником сложной цепочки взаимодействия с героем.
В одном из писем представлена история знакомства писательницы с Даниэлем Руфайзеном, которое произошло в августе 92-года. «В те годы у меня было много претензий не то что к Церкви, а к самогому Господу Богу. Все старые открытия, которыми так дорожила, вдруг показались засаленным старьем, скучной ветошью. Такая духота, такая тошнота в христианстве» [1].
Послания Л. Улицкой наполнены сомнениями, неуверенностью в существующей возможности раскрытия темы, особой миссии Даниэля. Встретившись со священником, Л. Улицкая находит для себя ответы на многие вопросы, которые стремится отразить в произведении: «Даниэль всю жизнь шел к простой мысли – веруйте как хотите, это ваше личное дело, но заповеди соблюдайте, ведите себя достойно. Между прочим, чтобы хорошо себя вести, не обязательно даже быть христианином. Можно быть даже никем. Последним агностиком, бескрылым атеистом. Но выбор Даниэля был – Иисус, и он верил, что Иисус раскрывает сердца, и люди освобождаются Его именем от ненависти и злобы» [1, с.499].
Текст писем Людмилы Улицкой позволяет ввести ее мир в поэтику романа, в котором отражена миссия Даниэля Штайна – быть «переводчиком» доля людей, живущих в мире разных конфессий, мировоззрений, социальных ниш и так далее. Людмила Улицкая выступает действующим персонажем, субъектом действия, носителем различных переживаний – от радостных до трагичных.
Но можно ли говорить об абсолютной тождественности персонажа Людмила Улицкая с другими героями романа и ее органичной в роли в его структуре? В новой книге писательницы «Священный мусор» (2012 год) [2] мы находим важные сведения о формировании жанровой структуры текста. Размышляя о соотношении жизни и литературы, о том, как последняя влияет на судьбу, когда рассматривает ее с художественно-философской стороны: «Несомненно, литература выявляет и прочищает связи, завязанные внутри жизни, вычленяет наиболее важные, отсекает второстепенные, то есть производит отбор субъективный, авторский. Автор как бы предъявляет свою интерпретацию происходящего» [2].
Современное литературоведение использует для подобного структурного соединения термин «кумуляция», для которого характерно нарастающее повторение одних и тех же действий, пока цепь не прерывается.
Большинство исследователей (О.М. Фрейденберг, Н.Д. Тамарченко и другие) воспринимают кумуляцию не только как художественный прием, но и как механизм мышления синкретического сознания, способ упорядочения мира в виде коллажа, состоящего из различных звеньев.
В исследовании В.В. Федорова «Кумулятивный принцип сюжетостроения в современной литературе» рассматривается особое строение и семантика произведений, основанных на принципе кумуляции: «Нарративность здесь принципиально иная. <….> Происходит замена основной сюжетной ситуации, получающей обострения и порождающей все новые, внутренне связанные события, принципом простого (немотивированного) присоединения друг к другу однородных элементов – звеньев: персонажей и/или их действий» [3].
Используя «самый внятный» язык литературы, Людмила Улицкая аккумулировала все тончайшие нити, проходящие между судьбой Даниэля Руфайзена и судьбой других людей, встретивших его на своем пути, и создает целостное произведение, вместившее в себя связи, отобранные рукой писателя, и частью этого плетения становится сам автор.
Л. Улицкая в романе оставляет за собой право выражать позицию внешнего наблюдателя (Л. Улицкая смотрит на роман сверху, оценивает книгу и саму себя), а с другой стороны – субъекта, причастного к изображаемому (писательница – носитель собственных знаний о Даниэле, человек, знавший его). Речевые партии повествующего субъекта и персонажа соединяются. В то же время взгляды и мнения Л. Улицкой не берут на себя функцию итоговой константы.
Это позволяет раздвинуть традиционные жанровые рамки романа и дать читателю возможность свободно воспринимать и интерпретировать предложенный ему текст без каких-либо заведомо введенных смыслов, создать у него иллюзию самостоятельной работы с подлинными документами, воспринимая их как часть целостного произведения.
Стилевое и содержательное разноречие и обилие смыслов становятся способом реализации одновременно множества точек зрения, каждая из которых максимально важна для раскрытия диалогического взаимодействия судеб, проблем, ответов вопросы мироздания.
Главную ценность представляет поиск истины, смысл романа – в том полилоге, который возникает во время и после его прочтения. Доминанта этого полилога – поиск сближения людей при всем их различии.
Участником полилога в романе выступает автор, который совмещает в себе функции действующего лица, исследователя, читателя, переводчика, что, с одной стороны, соответствует традиционным функциям автора: «Становясь автором-творцом, тот или иной человек перестает быть только историческим или частным лицо, ибо последние не могут, оставаясь таковыми, быть в тот же самый момент субъектами эстетической действительности» [4].
При этом анализ показал, что при семантическом, стилистическом и визуальном сходстве с другими персонажами, в тексте ощутима дистанция между ними и персонажем Л. Улицкой, чья роль в романе наделена большим функциональным смыслом, функцией «переводчика» как профессии.
В философском понимании это слово присутствует и в заглавии романа. Своеобразным переводчиком содержания романа для читателя выступает и сама Л. Улицкая.
Уже в первой части романа в письме к редактору за 3 января 2006 года, Л. Улицкая объясняет читателю свои намерения как автора романа: «…я поняла, что больше всего хочу написать о Даниэле. <…>. Но я полностью отказалась от документального хода, хотя все книжки, бумаги, документы, публикации и воспоминания сотен людей выучила, как полагается рабу документа, наизусть. Начала писать роман, или как там называется, о человеке в тех обстоятельствах, с теми проблемами – сегодня» [1, с.122]. Это парадоксальное заявление об отказе от «документа», подтверждает замысел автора органично воссоединить правду факта с правдой жизни.
Л. Улицкая «переводит» читателю, какие из персонажей жили в действительности, какие стали плодом фантазии автора, она дает разъяснения относительно сложности монтажных задач, позволивших «ожить» документам в произведении. Как еврейка с русским прошлым и настоящим выступает проводником между нееврейской публикой и смыслом романа, пропитанным «еврейским вопросом».
Подобная стилистика воспроизводит эффект он-лайн игры, при которой роман как будто создается на глазах у читателя, делая его соучастником представленного полилога.
Таким образом, Л. Улицкая выступает и в роли создателя новой, полудокументальной-полувымышленой реальности, сознательно меняет имена, вставляет собственных вымышленных и полувымышленных героев.
Свое присутствие в качестве повествователя в максимальной степери Улицкая реализует в финальной части романа, определяя их главные последние эпизоды просто как текст. Автор здесь безличен, Людмила Улицкая здесь прежде всего выступает в роли рассказчика, передатчика происходящих событий.
Л. Улицкая в романе – не только информатор, создатель и действующее лицо, она еще и реципиент, воспринимающий все документы, записи, письма и в целом книгу вместе с читателем. Этим объясняется эмоциональность писем к редактору, в которых Улицкая с не меньшей затратой сил, что и человек, впервые знакомящийся с текстом, реагирует на его содержание, затрагиваемые в нем проблемы: «…я поняла, что извергаю я из себя весь тот кошмар, который я поглотила за последние месяцы чтения всех книг об уничтожении евреев во время Второй мировой войны, всех книг по средневековой истории, включая историю Крестовых походов и более раннюю церковных Соборов, отцов церкви от Блаженного Августина, <…> весь еврейский вопрос, которым я отравилась сильнее, чем томатным соком» [1, с.372].
Исследователь С.Н. Руссова в работе «Стратегии игрового дискурса в романе Л. Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик» [4] отмечает, что Улицкая сознательно нарушает одно из релятивных постулатов коммуникации, выведенное Р. Якобсоном, о конвенции между языками-кодами адресанта и адресата, об общей для адресата и адресанта памяти, одинаковом прогнозировании будущего, семантической связанности и неполноте описания.
«Заодно, кстати, на уровне формы романа возникает еще один аспект игры с читателем – нарушение определенных этических догм: читателю «приходится» читать частные письма, доносы, протоколы допросов, словом, все, что в реальной жизни табуировано. Это приводит к тому, что нарушается иерархия между автором-творцом текста и творимым миром: автор выступает сам как часть творимого мира, таким же как другие персонажи, он снимает с себя ответственность за текст, так как он - не «творец», а только помощник» [4], – добавляет С.Н. Руссова.
С нашей точки зрения, созданная писателем в произведении нарратология, лишенная автора-повествователя, являющегося носителем конечной истины, игра с образом автора способствует, а во многом и предопределяет более плотное, органичное соединение в произведении документальной и художественной основ, раскрывающее смысл произведения.
Л. Улицкая сама пытается определить границы между фактом и вымыслом в романе, сохраняя коммуникацию с читателем. Полемизируя с популярным на Западе жанром non-fiction, Л. Улицкая как персонаж и повествователь вписана в художественный пласт повествования, как автор подлинных писем, – в его документальную часть.
Рецензии:
3.04.2014, 5:37 Александрова Елена Геннадьевна
Рецензия: Довольно интересная тема исследования. Роман "Даниэль Штайн, переподчик" в свое время имел широкий резонанс. Был неоднозначно принят в читательских кругах. Автор статьи уходит в работе от спорных моментов, сосредоточивая свое внимание на структурной значимости авторского присутствия.
Однако автору необходимо пересмотреть стилистическое оформление работы ("подобное писательское поведение"), обратить внимание на опечатки, например: "Как правило, они незначительны по объему, эмоциональная составляющая в них сильнее фактическая", "Текст писем Людмилы Улицкой позволяет ввести ее мир поэтику романа", "В одном из писем представлена история знакомства писательницы с Даниэлем Руфайзеном, которая произошло" и т.д.
После доработки статья может быть рекомендована к печати.