Публикация научных статей.
Вход на сайт
E-mail:
Пароль:
Запомнить
Регистрация/
Забыли пароль?

Научные направления

Поделиться:
Статья опубликована в №22 (июнь) 2015
Разделы: Лингвистика
Размещена 27.06.2015. Последняя правка: 27.06.2015.
Просмотров - 2608

ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ФУНКЦИЯ ФОНЕТИЧЕСКОГО СОПРОВОЖДЕНИЯ ИЕРОГЛИФИЧЕСКОЙ ЗАПИСИ ФУРИГАНА В ТРАДИЦИОННОЙ ЯПОНСКОЙ ПОЭЗИИ: ОТ ЗАРОЖДЕНИЯ ЖАНРА РУБИ-ХАЙКУ ДО НАШИХ ДНЕЙ

Харченко Александра Андреевна

Бакалавр

МГПУ

Студент

Стрижак Ульяна Петровна, кандидат педагогических наук, доцент, заведующий кафедрой японского языка МГПУ


Аннотация:
В статье приводится анализ функциональных особенностей употребления японской транскрипции фуригана в исторической ретроспективе. Широкий спектр подобранных примеров, иллюстрирующих художественную функцию фонетических уточнений в японских белах стихах, наглядно демонстрирует невозможность полноценного преобразования письменного текста, в котором фуригана выступает в качестве средства художественной выразительности, в устную речь без потери смысла, эмоционально-экспрессивной составляющей или стилистических особенностей произведения.


Abstract:
The article provides an analysis of functional characteristics of a Japanese reading aid furigana in a historical retrospective. Wide range of selected examples, demonstrating the artistic function of phonetic guidance, reveals the impossibility to transform a written text, in which furigana used in Japanese blank verse serves as a figure of speech, into the spoken language properly, avoiding the loss of meaning, emotional expression component or stylistic means of a work.


Ключевые слова:
фуригана; хайку; кана; руби-хайку; самобытность; письменность; стилистические и художественные средства; транскрипция; имигана; ёмигана.

Keywords:
furigana; haiku; kana; rubi-haiku; originality; the written language; stylistic and artistic devices; transcription; imigana; yomigana.


УДК 81-26

Японская письменность, как известно, представляет собой тесное переплетение двух видов слоговой азбуки кана (катаканы и хираганы) и иероглифики. Эта система письма традиционно называется «смешанным письмом иероглифами и каной» (漢字仮名交じり文 кандзи кана мадзирибун). При этом тот факт, что самобытность письменного японского языка также обусловлена наличием в нем особых фонетических подсказок – фуриганы  – во многих случаях почему-то опускается.

Фуриганой называют знаки каны, располагающиеся рядом с одним или несколькими иероглифами. При горизонтальном написании фуригана располагается сверху, при вертикальном – справа от иероглифа.  Фуригана не всегда сопровождает иероглифы – в некоторых случаях она может быть закреплена за словом, записанным азбукой или латиницей, но, тем не менее, нуждающимся в уточнении произношения. Так, заимствованные слова гайрайго, записываемые катаканой, могут сопровождаться фуриганой в виде хираганы.

В современном японском языке фуригана выполняет две функции: она может как просто указывать на правильное прочтение приведенных иероглифов (такая фуригана называется ёмигана), так и являться средством художественной выразительности или игрой слов (в этом случае она выступает в качестве имиганы).

Второстепенные позиции, которые фуригана на протяжении всего своего существования занимала в исследованиях, относящихся к японскому письменному языку, послужили причиной неполного представления большинства специалистов о выполняемых ей функциях: о том, что к их числу принадлежит художественная, в некоторых статьях и научных пособиях, описывающих фуригану как явление, свойственное только японскому языку, нередко не упоминается вовсе.

Несмотря на то, что фуригана встречается в современных текстах любых жанров и различной направленности, роли, которую она выполняет в письменной речи, не придается заслуженного значения. Поверхностное восприятие японских текстов приводит к ошибочным толкованиям или полной потере имплицитной информации, что особенно характерно для японских текстов-оригиналов, обладающих большим количеством закодированных языковых единиц. Ограниченность источников, составляющих теоретическую базу для исследования особенностей употребления фуриганы, неизученность проблемы как в отечественной, так и в мировой японистике, увеличивает отрыв между представлением ученых-лингвистов о структуре языка и реальным положением вещей в ней. Развиваясь и меняясь, японская письменность обогащается новыми формами языковой выразительности, которые необходимо рассматривать во всем историческом развитии – изучение исключительно современного положения вещей не сможет разрешить ряд интересующих лингвистов вопросов.

Пожалуй, одним из наиболее широких спектров примеров  употребления фуриганы в качестве литературного приема, привносящего в текст оттенки дополнительных значений, обладает традиционная японская поэзия, в которой особенно следует выделить стихотворения жанра хайку. Неизменность слогового состава белого стиха, являющегося наряду с самой фуриганой характерной особенностью японского языка, стесненность в лексических и грамматических средствах, а также необходимость четкого следования правилам так называемого «сезонного аскетизма» – ограниченность в метафорах и эпитетах, обязательное наличие образующих своеобразные «формулы времени года» киго («сезонных слов») – все это приводит авторов к поиску альтернативных художественных средств, не нагружающих текст.

Одной из таких альтернатив стал анализируемый в данной статье вид японской фонетической транскрипции. Не нарушая размера стиха и сохраняя его эстетику, фуригана привносит в произведение необходимые, по мнению, поэтов, дополнительные оттенки значений и чувств, служит еще одним источником информации, а также подготавливает почву для диалога между автором и читателем, помогая последнему ближе проникнуть в суть написанного.

Вопреки ошибочному мнению, согласно которому употребление фуриганы в произведениях хайку является одним из атрибутов новых литературных течений, первые активные попытки использования фонетических подсказок в стихотворениях обозначенного жанра предпринимались уже в начале эпохи Мэйдзи. В последнее время в хайку и танка современных поэтов фуригану, сопровождающую отдельные слова, можно встретить нередко, однако в середине XX века намеренное употребление транскрипции (нередко – с целью придания стиху дополнительного смысла) в традиционных произведениях японской лирики было смелым решением прогрессивных писателей той эпохи.

Итак, в конце указанной эпохи начинает свое формирование отдельный стихотворный жанр, представляющий собой хайку, наличие фуриганы в котором стало обязательным элементом: появляются так называемые руби-хайку (ルビ俳句). Наиболее известным представителем данного жанра, внесшим большой вклад в его развитие и популяризацию, считается Хэкигото Кавахигаси [1], главной жизненной целью которого стало желание вдохнуть новую жизнь в традиционную поэзию. Выступая за более свободное отношение к старому жанру, в 1915 году Кавахигаси приступает к радикальным изменениям природы хайку, к числу которых относят смещение акцента с киго, столетиями являвшегося центром стихотворения, отступление от обязательного правила «пять-семь-пять», а также активное внедрение фуриганы. Сам Кавахигаси дал развиваемому им жанру название 新傾向俳句синкэйко:хайку, то есть «хайку нового направления».

В двух наиболее известных стихотворениях Кавахигаси, приведенных ниже в качестве примера, фуригана не несет в себе дополнительного смысла, выступая в качестве транскрипции, которая отражает традиционное чтение обоих слов: «ураган» – 颪ороси и «воск» (восковое дерево) – 櫨хадзэ:

雪チラチラ岩手颪(おろし)にならで止む юки тиратира иватэ ороси ни нара дэ яму («Снег блестит… словно и не было бури в Иватэ [2] »).

この流れ町に入る櫨(はぜ)に立つ柳 коно нагарэ мати ни иру хадзэ ни тацу янаги («Домишко в деревне, где все жители плавят воск… Опадает ива [3] »).

Тем не менее, тот факт, что только эти два слова были снабжены автором фуриганой, указывает на то, что такой выбор был сделан поэтом неслучайно – вероятно, его целью было привлечение внимания читателей именно к буре и воску как к главным действующим лицам. Что касается второго стихотворения, особенно примечательно в нем наличие названий двух видов деревьев, одно из которых (восковое дерево), очевидно, сознательно было снабжено транскрипцией, в то время как второе (ива) – фуриганой не сопровождается. Стоит также обратить внимание на то, что по сложности иероглифы, которыми записываются оба слова, не сильно отличаются друг от друга, из чего еще раз можно сделать вывод о том, что функция фуриганы, используемой Кавахигаси в хайку «нового направления», если не является художественной в полном смысле этого слова, то, по крайней мере, приближена к ней.

В хайку, приведенном ниже, фуригана не только расставляет необходимые, на взгляд поэта, акценты, но и помогает сохранить ритмику стихотворения:

一杯(ヒトツ)飲んで阿爺(おや)サ何いふの夕日が斑雪(ハダレ) [4] хитоцу нондэ ая са нан ифу но ю:хи га хадарэ («Сакэ одну лишь рюмку осушишь, отец, ты на закате дня. О чем тебе расскажут пятна снега на земле?»).

Если бы читатель прочел слово 一杯 («одна рюмка») как иппай, 阿爺 («отец») как оядзи, а 斑雪  («снег, лежащий пятнами») как мадараюки, то есть так, как они и должны читаться, согласно нормам японского языка, стихотворение не смогло бы существовать в качестве хайку, утратив единственно приемлемый для жанра размер пять-семь-пять. Подобрав для определенных слов чтения, которые не нарушают ритмику стихотворения, Кавахигаси смог, насколько это было возможным, донести до читателя свои мысли и чувства без значительной потери информации. Слово «одна рюмка» он сопроводил чтением «один» («один раз»); чаще встречающего как в речи, так и на письме оядзи сократил до оя, привнеся в атмосферуа хайку теплоту; а пятнистый снег обозначил одними лишь пятнами – хадарэ, понимая, что у увидевшего иероглиф  雪 юки («снег»)  читателя не возникнет сомнений, о каких именно пятнах идет речь.

Нельзя сказать, что эксперименты Кавахигаси с данным жанром привели к тому, что транскрипция в его хайку, которой он придавал большое значение, в высшей степени достигла уровня средства художественной выразительности, но, тем не менее, в отдельных стихотворениях встречаются примеры неполного соответствия в значениях фуриганы и слов, которые она поясняет. Так, своеобразная гипербола наблюдается в следующем хайку:

 湖(うみ)を見て夜越えになりし夜寒かな уми о митэ ёру коэ ни нари си ёру самука на («Гляжу на озеро. Переплыть ли мне его за ночь? Как же ночь холодна!»)

Иероглиф «озеро» 湖 мидзууми сопровождается чтением уми, означающим «море». Таким образом, автор, по всей видимости, подчеркивает огромные размеры водоема. На данном примере мы еще раз имеем возможность убедиться в том, что функции, которые в определенных ситуациях может выполнять фуригана, выходят далеко за рамки обычной транскрипции, насыщая письменный источник дополнительной информацией, не поддающейся устному переводу без необходимых пояснений.

Рассмотрим еще два примера:

手ずれな五月(ハル)は遍路が笠を肱(ひじ)をよせ松 тэдзурэна хару ва хэнро: га каса о хидзи о ёсэ хару («Весна в разгаре. Под сосною пилигрим по локоть опустил соломенную шляпу»).

В приведенном выше хайку фуриганой сопровождаются два слова, причем слово 肱 хидзи «локоть» подписано хираганой, в то время как при постановке акцента на слове 五月 гогацу «май» Кавахигаси обращается к катакане. На то, что его выбор и здесь не случаен, указывают различия в функциональных значениях, которые несет в себе фуригана в первом и во втором случаях. Маловероятно, что транскрипция, сопровождающая слово «локоть» выполняет какую-либо иную функцию, кроме фонетической подсказки. Такой вывод можно сделать исходя из того, что для написания слова автором был выбран наиболее редко употребляемый иероглиф (слово хидзи чаще записывается иероглифом 肘, совпадающим с первым по чтению). Что касается фуриганы, закрепленной за словом «май», то в этом случае мы, несомненно, наблюдаем стилистический прием, поскольку реальное чтение слова май – гогацу – не совпадает с выбранным автором хару, что означает «весна». Таким образом, можно сказать, что фуригана в данном хайку выполняет сразу две функции: как фонетическую, так и стилистическую. Причем в случае со словом «май» она указывает на обращение автора к такому тропу, как синекдоха, или метонимия, то есть выражает целое через частное или частное через целое – какое из слов («май» или «весна»), по мнению поэта, является в контексте наиболее значимым, определить сложно.

Примечательно и то, что в своих руби-хайку Кавахигаси, по всей видимости, следует четкому правилу употребления катаканы и хираганы исходя из выполняемых фуриганой функций. Так, хирагана используется им в качестве стандартных фонетических подсказок, а катакана чаще передает дополнительные оттенки смысла. Вероятно, Кавахигаси, как и многие современные писатели, полагал, что с помощью катаканы привлечь внимание читателя к нужному слову проще (сейчас мы часто сталкиваемся с этим приемом в современных средствах СМИ, рекламах и других источниках информации, определяющих как одну из приоритетных задач грамотную расстановку акцентов).

寺の梅ばし逍遥(サマヨ)へるが散り端とな夫婦(フタリ)で тэра но умэбаси самаё хэру га тири хаси то на футари дэ («Гуляя меж деревьев слив у храма, дойдем до самого конца моста. Вдвоем с тобой»).

Нейтральный по значению глагол逍遥へるсё:ё: хэру «проходить, прогуливаясь» снабжен фуриганой самаё («блуждать», «скитаться»): когда читатель прочитывает это слово так, как указывает автор, возникающий при этом ассоциативный ряд, приобретает формы отличные от тех, которые могли бы возникнуть в его сознании при прочтении текста, лишенного фонетических подсказок. Второе слово, которое в рассматриваемом хайку выделяется фуриганой, имеет стандартное чтение фу:фу и означает «супруги», однако, по-видимому, желая подчеркнуть духовную близость этой пары и их значимость друг для друга, для фуриганы Кавахигаси выбирает существительное футари  со значение «пара», «двое», которое вместе с падежным показателем дэ («как», «посредством») образует наречие «вдвоем» (прочитать выбранные автором иероглифы по их обычным чтениям не представляется возможным, поскольку от слова  夫婦 фу:фу «супруги» в японском языке, как и в русском, наречие образовывать невозможно).

         В стихотворениях Кавахигаси встречаются и наиболее очевидные примеры употребления фуриганы ввиду необхо димости экономии лексических единиц:

疲れてあなたゞし我からの思ひ夜となくに雨(フル)цукарэтэ ахатадаси варэварэ кара но омохи ни амэ («Я выбился из сил, а дождь всю ночь от наших мыслей плачет»).

В этом стихотворении слово «дождь», читающееся как амэ по усмотрению автора сопровождается фуриганой фуру, представляющей собой глагол «лить», «идти» (о дожде, снеге и т.д.). Поскольку действие не может быть эквивалентно субъекту или заменить его, можно сделать вывод о том, что в приведенном контексте фуригана является самостоятельным членом предложения, продолжающим мысль автора. Как глагол «идти» не может существовать отдельно от «дождя», являющегося субъектом действия, так и сам «дождь», будучи субъектом, по мнению Кавахигаси, в контексте теряет свой смысл без указания на действие (возможно, имеет значение его продолжительность: дождь идет (плачет) всю ночь).

В начале и середине эпохи Сева жанр руби-хайку продолжает

активно развиваться вопреки распространенному мнению литературных критиков, согласно которому фонетические подсказки в произведениях данного жанра являлись неуместными, поскольку были оскорбительными по отношению к читателям. Фуригана нередко встречается в стихотворениях Кэйро Исикава [5]:

         露の火葬場(やきば)最少の火を母へ擦る цую но якиба сайсё: но хи о хаха э косуру («Слабый огонь во влажном крематории окутал тело моей матери»).

В японском языке длинный звук является одной морой, поэтому в стандартном чтении слова «крематорий» – 火葬場 касо:ба – не три слога, а четыре. Сократив количество слогов до трех, Исикава сохранил ритмику хайку, но при этом избежал возникновения у читателей неуместных ассоциаций – чтение якиба, на которое указывает фуригана, может означать любое место, где что-то сжигается, включая место утилизации мусора. Видя иероглифы, читатель понимает, что речь ведется о крематории, а благодаря фуригане может прочесть слово так, как задумывал автор. Таким образом, мы снова встречаем  пример употребления японской транскрипции, при котором визуальный образ не может существовать отдельно от звукового.

 В конце периода Сева жанр руби-хайку не выдерживает давления со стороны видных критиков и постепенно начинает утрачивать свою популярность, чтобы затем снова обрести ее уже ближе к началу современной эпохи.

В стихотворениях современного нам поэта, Юко Кагивада [6] нашли отражение многие из последних тенденций развития данного жанра. Например, такие, как активное использования приема сокращения звукового ряда при обращении к помощи фуриганы:

初夢や真っ白き亡母(はは)を見しやうな хатсуюмэ я массироки хаха о мисияу на («Ах, как хочу я в первом сне Нового года увидеть белоснежное лицо (покойной) матери»).

Читая иероглифы, которыми Кагивада в своем стихотворении записала слово «мать»: 亡母, – мы понимаем, что речь ведется об ушедшей из жизни матери, однако при сохранении необходимой, по мнению автора, смысловой  нагрузки, чтение, обозначенное фуриганой, позволяет при произнесении хайку вслух, заменить, возможно, менее благозвучное, на взгляд Кагивада, реальное чтение亡母 – бо:бо – на более приятное для слуха хаха. Помимо этого, стоит обратить внимание и на коннотативный аспект: исключая из словосочетания «покойная мать» выступающий на первом месте эпитет, автор, таким образом, может стремиться подчеркнуть, что в ее душе и воображении образ матери по-прежнему жив и светел, что мать всегда остается матерью, а в первом сне Нового года время над ней тем более не властно.

Интересное употребление имиганы можно наблюдать в анонимных хайку, публикуемых на японских сайтах любителей поэзии. Чаще всего авторы этих стихотворений предпочитают сохранять анонимность – возможно, это способствует определенной степени раскрепощения в творческих изысканиях, без которой сложно обойтись при развитии нового направления.

紫陽花や日照雨(そばえ)に馴れし都人(みやこじん)адзисаи я собаэ ни нарэси миякодзин

(«Привыкшие к гортензиям и грибному дождю (избалованные) жители

столицы»).

В приведенном выше стихотворении особый интерес с точки зрения исследования функциональных особенностей фуриганы представляет имигана, сопровождающая слово 日照雨, которое по правилам должно читаться как ниссёамэ. Употребление данного слова в записи выбранными автором иероглифами (日照 ниссё – светлый, ясный – и 雨 амэ  – дождь – вместе: «грибной дождь») необычно тем, что помимо прямого, имеющего более положительную окраску, значения оно имеет  и переносное, несущее явно негативный смысл: «избалованный», «изнеженный», «испорченный» и т.д. Таким образом, если «столичные жители» миякодзин были наделены автором фуриганой, то сделано это было, вероятнее всего, для того, чтобы у читателя не возникло сомнений относительно прочтения рассматриваемого слова (первый иероглиф в слове 都人миякодзин в иероглифических сочетаниях чаще читается как то); в случае же с грибным дождем, который в данном контексте легко интерпретировать как «избалованность» людей, проживающих в столичных городах, все не так однозначно.

Обратимся к еще нескольким показательным примерам употребления фуриганы в качестве имиганы с ярко выраженной экспрессивной функцией в хайку неизвестных авторов:

凩(こがらし)や手錠の光る手が赫(あか)い когараси я тэдзё: но хикару тэ га акаи («Под холодным ветром в начале зимы руки, сверкающие наручниками, ярко красные»).

В случае с первым словом – 凩 когараси – фуригана выступает в роли простой ёмиганы и вряд ли несет в себе оттенки каких-либо дополнительных значений. Слово, которое поэт записал данным иероглифом («холодный ветер в начале зимы»), чаще можно встретить в записи более простыми иероглифами:  木枯らし – смысл при этом остается неизменным. Однако, что касается последнего слова, то здесь очевиден некий «графический каламбур», понятный исключительно читателю, владеющему японским языком. Дело в том, что иероглиф 赫, который сопровождается фуриганой, указывающей на значение «красный», не имея прямого отношения к цвету, по сути состоит из двух элементов, каждый из которых в отдельности представляет собой отдельный иероглиф 赤,  как раз означающий «красный цвет». Таким образом, видя «раздвоившийся» иероглиф 赤 «красный цвет» и соотнося его с фуриганой записанным словом акаи, читатель понимает, что автором стихотворения как усиление используется имигана, и что данный стилистический прием не имеет ничего общего с прямыми значениями иероглифа 赫: «сверкать», «яркий»; «злиться».

Встречаются примеры нестандартного употребления фонетических подсказок и в творчестве Томидзиро Накамура [7]. Среди них в качестве отдельной категории следует обозначить фуригану, уже полностью утратившую функцию фонетического сопровождения иероглифической записи. Так, в приведенном ниже стихотворении связь между фуриганой и словом, которое она сопровождает, проследить практически невозможно:

お葬式(スロモション)愛する顔が溢れはさぬ осо:сики (суромосён) аисуру као га афурэхасану («На похоронах все как в замедленном действии, и лица не исполнены любовью»).

В попытке обратиться к первичной функции фуриганы при прочтении данного стихотворения, то есть исходя из того, что между словом お葬式 осо:сики («похороны») и терминомスロモセン [8] суромосён (от английского – «slow motion» – «эффект замедленного действия») образуется фонетическая зависимость, мы в итоге не находим ее по причине полного отсутствия зависимости смысловой (каким бы ни был контекст, «похороны» и «замедленное действие» – два разных понятия, существующих отдельно и вне зависимости друг от друга). Аналогичную ситуацию мы наблюдали в случае со стихотворением Кавахигаси  (疲れてあはたゞし我からの思ひ夜となくに雨(フル)), где фуригана, по всей видимости, являлась продолжением изложенной в хайку мысли, словно закручиваясь в спираль и образуя лишь косвенную связь со словом, к которому она прикреплена. Однако если смысловая связь между дождем, выступающим в качестве субъекта действия, и самим действием, выражающимся в глаголе «идти» прозрачна, то в хайку Накамура наблюдается еще более новаторский подход в употреблении транскрипции, не предполагающий установления как таковой связи между фуриганой и иероглифом, сопровождаемым ей.

         Само использование терминов из заимствованного слоя лексики указывает на прогрессивные взгляды автора. В то время как поэты-консерваторы, как это было на протяжении всего времени существования жанра хайку, строго следят за тем, чтобы лексика, привносящая, по их мнению,  диссонанс в атмосферу самобытной японской традиционной поэзии, в стихотворениях современных поэтов была сведена к минимуму, Накамура сознательно привлекает внимание читателя к нужным ему отрезкам текста, выбирая для этого резко выделяющиеся на письме знаки  катаканы. Очевидно, что тяготеющий к использованию катаканы в своих произведениях, автор, рассматривает фуригану как способ придания тексту дополнительного смысла:

狙撃(キャラメル)坊やが堕ちて来る政治(ネクタイ)の独楽(ウエ)согэки (кярамэру)бо:я га отитэкуру сэйдзи (нэкутай) но кома (уэ) («Перед конфеткой не устоял мальчуган – это меткий выстрел с вершины политического рабства»).

При помощи фуриганы Накамура (в буквальном смысле) проводит параллель между понятиями «меткий выстрел» и «карамель» («подслащенная пилюля», «конфетка для ребенка», «пряник»), «политика» и «галстук» (символ рабства, власти, отчужденности), «волчок» («карусель», «канитель», «рутина») и «вершина» («верх», «верхушка»).

Исходя из анализа рассмотренных выше хайку, можно сделать вывод о том, что фуригана, являющаяся яркой особенностью японской письменности, во многих случаях обуславливает невозможность преобразования письменного текста в устный без значительной потери информации. Можно также утверждать, что на данный момент фуригана осуществляет роль одного из важнейших инструментов придания письменному тексту особого стиля.

 Занимая собственную нишу в уникальной смешанной системе японской письменности, для японского языка фуригана обладает не меньшей значимостью, чем иероглифика и оба виды азбуки в своем стандартном употреблении. Отмена фуриганы, о которой так много и часто говорили в  середине двадцатого века, лишит современных авторов уникальной возможности стилистического самовыражения.



[1] В русских переводах чаще  – Хэкигодо Кавахигаси  (1873–1937)  – знаменитый поэт эпохи Мэйдзи, прославившийся пропагандой так называемых «хайку нового направления».

[2] Здесь и далее: перевод автора статьи.

[3] Перевод А.А. Долиной («Шедевры поэзии хайку «серебряного» века», 2000 г.)

[4] Хадарэюки – одно из популярных киго, относящихся к весне. Означает оставшиеся кое-где островки снега, которые вместе с темной землей, проступающей из-под него, напоминают пятнистый рисунок.

[5] Исикава Кэйро (石川桂郎) (1909-1975) – поэт, новэлист, эссеист и литературный редактор.

[6] Юко Кагивада (鍵和田柚子) (род. 1932) – современная писательница и поэтесса.

[7] Томидзиро Накамура (中村富) (род.  1961) – поэт, хайдзин.

[8]   Термин «slow motion» на японском языке, согласно правилам, записывается с долготой, указывающей на ударение в языке-оригинале, из которого оно заимствовано – スロモーション. Поскольку в работе приводится цитата, в тексте сохранено авторское написание слова.

Библиографический список:

Источники:
1. Бэн Сёдзу. Васурарэта Хайдзин. Кавахигаси Хэкигото (Забытый поэт. Хэкигото Кавахигаси). – 2012. – 224 с.
2. Кигобэцу. Кагивада Юко кусю: (Без киго. Сборник стихов Юко Кагивада). – Токио: Фурансудо:, 2004 . – 223 с.
3. Накамура Томидзиро. Сэнкусю: (Сборник тысячи стихов). – Токио: Гэндай сэнрю янагибито со:сё канко:кай, 2001. – 265 с.
4. Нихонсёки (Записанные кистью анналы Японии), 720. (22 свиток)
5. Сэгами Акира. Канадэ. – Токио: Коданся, 2008. – 192 с.
6. Сэцуё:сю: (Словарь общеупотребимых экономических терминов), 1496.
7. Уэда Акинари. Угэцу моногатари («Луна в тумане»), 1776.
8. Хэкигото хайкусю: (Сборник стихов Хэкигото). – Токио: Иванамисётэн, 2011. – 448 с.
9. Ёмиури симбун (Газета Ёмиури), выпуск 1938.
Литература на русском языке:
10. Алпатов В.М. Язык в движении. К 70-летию Л. П. Крысина. – М.: Языки славянской культуры, 2007. – 664 с.
11. Алпатов В.М. Япония: язык и общество. Изд. 2-е, дополненное. – М.: Муравей, 2003. – 208 с.
12. Пашковский А. А. Слово в японском языке. Изд. 2-е. – М: КомКнига, 2006. – 208 с.
13. Раздорская Н.В. Японский язык. Учебное пособие по общественно-политическому переводу для студентов II-III курсов. – М.: МГИМО (У) России, 2005. – 157 с.
14. Степанов А.Г. Японская поэзия и русский примитивизм: об одном эксперименте// Болгарская русистика. – №3(4). – София: Орган общества русистов Болгарии, 2010. – 138 с.
Литература на английском языке:
15. Zachmann U.M. China and Japan in the Late Meiji Period: China Policy and the Japanese Discourse on National Identity, 1895-1904 (Китай и Япония в период позднего Мэйдзи: китайская политика и японский дискурс на тему о национальной идентичности, 1895-1904). – Taylor& Francis, 2010. – 244 с.
Литература на японском языке:
16. Ватанабэ Тэцута, Сасаки Макото. Фуригана но гэндайтэки руйкэй то соно кино: (Современные типы фуриганы и ее функции). – 1980 г. – 84 с.
17. Конно Синдзи. Фуригана но рэкиси (История фуриганы). – Токио: Сю:эйся, 2009. – 220 с.
18. NHK haiku online (Сборник хайку онлайн) [Электронный ресурс]. URL: http://www.nhk.or.jp/haiku/ (дата обращения: 20.06.15).
19. Хидэо Сатаки. Гэндай хайку то фуригана (Современные хайку и фуригана) [Электронный ресурс]. URL: http://taka.no.coocan.jp/a5/cgi-bin/dfrontpage/FUDEMAKASE3/gendaihaikutofurigana.PDF/ (дата обращения: 23.06.15).




Рецензии:

14.07.2015, 13:22 Закирова Оксана Вячеславовна
Рецензия: Рекомендуется к публикации.



Комментарии пользователей:

Оставить комментарий


 
 

Вверх