кандидат филологических наук
ВУЗ "Международный гуманитарно-педагогический институт "Бейт-Хана"
преподаватель
УДК 82(569.4)
Трансформация Торы, а вместе с ней и Агады в Вавилонском Талмуде фактически является ведущим фактором развития всей мировой литературы.
Трансформация агады, как притчи, в творчестве витебского поэта и художника Марка Шагала является ведущим фактором, так как через сюжеты своих картин он идет непосредственно к хасидским образам в своих стихотворениях. Именно это помогает ему лучше понять и раскрыть каббалистическое наполнение буквы «א» как первоосновы мира в его произведениях.
Фактически образ Быка, основанный на символе первоосновы мира «א» закреплен также и в специфике его картин, но это не просто Божественное восприятие мира, прошедшее также и сквозь иудаизм творчества Рембранта. Это прежде всего символ самобытности художника и поэта Марка Шагала в хасидизме и его благочестивости как еврея, заключенной в постоянной трактовке Торы в библейских символах.
Творчество Марка Шагала в современном литературоведении изучено достаточно глубоко. В частности его творчество занимались Н.Анчинская [1], Ф. Горенштейн [4], М. Лисневский [5]. Вместе с тем в сети Интернет нами не было найдено ни единого произведения Марка Шагала на идише. Были найдены стихи, в частности, в переводе публициста Льва Беринского.
Однако, не говорить о творчестве Марка Шагала нельзя, поскольку оно является значительным пластом в мировой еврейской культуре. Поэтому задачей нашего исследования является проследить проблему перевода стихов поэта сквозь призму современного хасидизма методом «пилпул-хиллуким», развивающимся сквозь современные респонсы (на примере перевода Льва Беринского).
Да, Шагал – хасид. Он родился там, где традиционно в хедере изучали Вавилонский Талмуд, но рассматривали его с позиции хасидизма и благочестивости.Как подчеркивал Л. Беринский в своей статье "Достойный Бытия" Марка Шагал действительно равен Богу и он говорит его устами, но это Бог хасида, восхождения и трагедии еврейского народа. Именно об этом говорят его картины и именно это он подчеркивает в своих произведениях. Сквозь века в них звучит луч света надежды, который идет от традиций еврейского народа библейского периода его истории:
Мой час, мой день, мой год последний.
Как горяча слеза, как жжет.
Душа молчит и ждет.
А солнце с неба льет
лучами, облачая в блеск и пурпур
меня всего. [8, c.87]
Поэт подобен простому еврейскому кочевнику, остановившемуся на горе Синай, и стремящемуся проникнуть в тайну Бытия Божественных лучей:
Как нежен зов лучей, завет его:
не слезы лить — а, уложив в котомку
надежду,
продолжать свой путь земной
в иную высь, на горний голос Твой. [8, c.87]
Нежность зова учей пройдет у Шагала через всю жизнь и он не раз будет обращаться к Богу не только с позиции литваков, но и с позиции хасидов. В дальнейшем образ божественного ангела христианства займет и ведущую роль в его поэзии хасидизма:
Твой зов
Не знаю, жил ли я. Не знаю,
живу ли... В небеса гляжу
и мир не узнаю.
Закат — и мое тело в ночь вступает.
Любовь, цветы с картин моих
зовут меня вперед и сзади окликают. [8, c.86]
Символ жизни поэт рассматривает сквозь призму благословений на Синае, где свечи Меноры собираются в единый свет Бога в иудаизме. это свет, проходящий сквозь всю историю еврейского народа фактически возвращает его в Эрец-Исраэль, где получив на Синае Устную Тору, каждый индитвидуально для себя трактует ее:
Мою ладонь без свечки не оставь,
когда наполнит темнота сей дом:
как в темноте Твой свет вдали увижу?
Как зов услышу Твой,
когда один останусь на постели
и хлад безмолвный тело обоймет? [8, c.86]
Марк Шагал фактически повторяет путь еврейского народа. Он живет, думает и страдает также как его братья – евреи, при этом традиция синонимического библейского параллелилизма ведет от истории еврейского народа к проблемам отражения социальной действительности:
Мой народ
Народ без слез — лишь путь блестит
в слезах.
Тебя не водит больше облак странный.
Моисей твой умер. Он лежит в песках
на том пути к земле обетованной.
Молчат пророки, глотки надорвав
с тобой. Молчат, багровые от гнева.
И Песни Песней сладкого напева,
текучего, как мед, не услыхать. [8, c.85]
Согласно Шагалу Бог преподносит Миру новую скрижаль гнева и печали еврейского народа, согласно которой в соответствии с традицией цадикизма в иудаизме народ должен воспрянуть духом.
Твою скрижаль в душе и на челе
и на земле — готов порушить всякий.
Пьет целый мир из вод, что не иссякли,
тебе глоток оставив там — в земле!
Гонений, избиений — их не счесть.
Но миру не слышна твоя обида.
Народ мой, где звезда твоя — Давида?
Где нимб? Твое достоинство? И честь?
Так разорви небесный свиток — жаль,
ты говоришь? Пусть в молниях ночами
сгорит сей хлам — чтоб хрусткими
ногтями
ты нацарапал новую скрижаль.
А если в прошлом был ты виноват
и обречен — пусть в пепел грех твой
канет,
и новая звезда над пеплом встанет,
и голуби из глаз твоих взлетят. [8. c.85]
Как мы видим для Шагала это не просто слова, а путь еврея, который шел сквозь призму социально-политических явлений в царской России к своему народу, разделял с ним радости и печали. Шагал остается верным своему народу до конца жизни и эта верность подобна «שיר השירים», заключенной в его картине «В небе над Витебском»
Но все-таки главной темой стихотворений Шагала остается тема Катастрофы, в которых он сравнивает себя с убиенными в период фашизма художниками.
Памяти художников — жертв катастрофы
Всех знал ли я? Бывал ли я у всех
в мансардах, мастерских? Все их
картины
я видел ли — поодаль и вблизи?
Себя покинув, жизнь свою и годы,
я ухожу к безвестной их могиле.
Они зовут меня. И тянут вниз
меня — невинного, виновного — в их яму.
— А где ты был тогда?— они кричат.
— Я спасся бегством... [8, c.67]
Поэт фактически очерчивает всю историю еврейского народа пунктиром, но в каждом его слове чувствуется трагизм фашистского ада
Их в бани смерти повели, там вкус
своей испарины они узнали.
Им свет мелькнул, — они прозрели свет
еще ненарисованных картин.
Сочли свои непрожитые годы,
что впрок они хранили, ожидая
всех грез — недоприснившихся иль тех, что
проспали въявь,— всех грез всевоплощенья. [8, c.67]
Поэт идет по пути традиционной еврейской поэзии 13-14 веков в Испании, где на пути благочестивости и хасидизма обязательным является обращение к библейскому периоду еврейской истории:
Вновь приоткрылся детства уголок
с его луною, в окруженье звездном,
пророчившей им светозарный путь.
И юная любовь в ночном дому
или высоких травах, на горах
или в долине; и прекрасный плод,
забрызганный под струйкой молока,
заваленный цветами, обещавший
ганэйдн, рай. [8, c.67]
Традиционным как для Марка Шагала, так и для Льва Беринского на сегодняшний день в современных респонсах являются переход сразу к ТаНаХу, минуя Вавилонский Талмуд и новое раскрытие методом «пилпул-хиллуким» как библейского периода еврейской истории так и темы Холокоста.
Глаза и руки матери, в дорогу
благословившей их — к неблизкой славе.
Я вижу их, оборванных, босых
и онемевших — на иных дорогах.
Их — братьев Израэлса, Писсарро
и Модильяни — братьев наших тащат
на веревках
потомки Холбейна и Дюрера — на смерть
в печах. Где слезы взять,
как мне заплакать?
В моих глазах впитала слезы соль.
Мне их издевкой выжгли — дабы я
последнего не ведал утешенья,
последнею не тешился надеждой.
Я вижу дым,
огонь и газ, всходящие в лазурь
и облик мой вдруг сделавшие черным.
Я вижу вырванные волосы и зубы.
И ярость — мой отныне колорит.
В пустыне, перед грудами обувок,
одежд, золы и мусора — стою
и бормочу свой кадиш.
Стою и бормочу. [8, c.68]
Вера помагает еврейскому народу выжить и даже поминальная молитва перерастает в строчках поэта в символ первозданной веры еврейского народа библейского периода и всей его истории в целом. Кадиш у поэта перерастает в символ традиции еврейского народа, замученного в печах Освенцима, но все-таки верящего в свое возрождение:
И вниз ко мне спускается с картин
Давид, мой песнопевец с арфой — хочет
помочь заплакать мне, два— три псалма
натренькав. Вижу: следом Моисей
идет, он говорит нам: не страшитесь!
Он вам велит в покое пребывать,
доколе он для мира не начертит —
для нового!— новейшую скрижаль.
Последняя мерцает искра,
последний контур исчезает.
Так тихо — как перед потопом.
Я поднимаюсь, я прощаюсь с вами
и — в путь, к нововозведенному Храму,
где я зажгу свечу пред каждым
вашим
пресветлым ликом. [8, c.67-68]
Эта шагалавская тема катастрофы четко перекликается с темой пути еврейского народа в творчестве Ицика Фефера, Переца Маркиша и Давида Бергельсона но особое звучание она получает в творчестве правоприемника Марка Шагала Александра Галича:
И только порой под сердцем
Кольнет тоскливо и гневно:
Уходит наш поезд в Освенцим,
Наш поезд уходит в Освенцим –
Сегодня и ежедневно!
А как наши судьбы – как будто похожи:
И на гору вместе, и вместе с откоса!
И вечно по рельсам,
по сердцу,
по коже –
Колеса,
колеса,
колеса,
колеса. [3, с.304-305]
Каждый еврейский писатель в своей творческой деятельности фактически трансформирует сюжеты из ТаНаХа и Талмуда. Трансформация Торы фактически проходит через каждое поэтическое произведение Марка Шагала и обрашает его в конечном итоге к Яхве:
Молиться Б-гу ли, что вел народ к огню,
иль рисовать Его — огнем, а не елеем,
иль, снова ощутив себя евреем,
встать на борьбу за род свой, за родню?
Иль волю дать глазам — дать путь слезам,
стекающимся в душу отовсюду?
Нет, не в слезах и трауре прибуду,
не в горе черном приплыву я к вам. [8, c.82]
Поэт следует за традицией иудаизма, которые также рассматривает Перец МАркиш в поэме «Танцовщица из гетто, где «самый сладкий на земле изюм» перерастает в образы деревьев, несущих на себе печать Израиля-невесты:
На брег песчаный — со своей невестой
сойду, она вам девою небесной
предстанет: будет тих и невесом
свет юной грезы, мой последний сон. [8, c.82]
Трансформация агады проходит в творчестве Марка Шагала от темы бытоописания еврейского местечка к теме еврейской традиции хасидизма витебских евреев, но при этом сохраняется тема хасидизма, проходящая через метод «пилпул-хиллуким» и ТаНаХ. при этом трансформация Торы занимает ведущее место в его творчестве, так как она проходит сквозь все его произведения, трансформируя сюжеты и образы Библии и Вавилонского Талмуда.
Рецензии:
10.02.2016, 19:45 Богдашкина Светлана Владимировна
Рецензия: Рецензия на статью
«Трансформация Торы в творчестве Марка Шагала»,
представленную Бескровной Еленой Наумовной
В рецензируемой статье поднимается проблема трансформация агады, как притчи, в творчестве витебского поэта и художника Марка Шагала.
Автором делается акцент на проблему перевода стихов поэта сквозь призму современного хасидизма методом «пилпул-хиллуким», развивающимся сквозь современные респонсы (на примере перевода Льва Беринского). Следует подчеркнуть, что творчество Марка Шагала в современном литературоведении изучено достаточно глубоко. Вместе с тем в сети Интернет автором не было найдено ни единого произведения Марка Шагала на идише, поэтому актуальность рецензируемых материалов не вызывает сомнения.
Автором рецензируемой статьи убедительно доказано, что сквозь века в стихах Марка Шагала звучит луч света надежды, который идет от традиций еврейского народа библейского периода его истории. Очень точно подмечено, что нежность зова учей у Шагала тянется через всю жизнь и он не раз будет обращаться к Богу не только с позиции литваков, но и с позиции хасидов. В дальнейшем образ божественного ангела христианства займет и ведущую роль в его поэзии хасидизма.
И, наконец, автор приходит к выводу, что все-таки главной темой стихотворений Шагала остается тема Катастрофы, в которых он сравнивает себя с убиенными в период фашизма художниками.
Несмотря на то, что рецензируемая статья, безусловно, интересна для широкого круга читателей, хотелось бы высказать несколько предложений, которые, не снижают значимости работы:
- автором представлено недостаточное теоретическое обоснование рассматриваемой проблемы;
- в статье целесообразно доработать библиографический список, оформив его в соответствии с требованиями.
В целом рецензируемая статья «Трансформация Торы в творчестве Марка Шагала», отвечает требованиям, предъявляемым к материалам представленного жанра и, при условии устранения указанных замечаний, может быть рекомендована к печати в журнале «SCI-ARTICLE.RU».
Кандидат филологических наук,
доцент кафедры родного языка и литературы
ФГБОУ ВПО «Мордовский государственный
педагогический инстиут
имени М. Е. Евсевьева» С. В. Богдашкина