кандидат филологических наук
ВУЗ "Международный гуманитарно-педагогический институт "Бейт-Хана"
преподаватель
УДК 82(569.4)
Как одно из главных направлений изучения мировой литературы на первый план выступает биография писателя. К биографии как к литературному жанру не раз обращались многие писатели и здесь мы наблюдаем двойное влияние: с одной стороны, литературный процесс оказывает влияние на творчество писателя, а с другой, автобиография писателя фактически формирует новые жанры.
Особый интерес к этому направлению в современном литературоведении мы замечаем при изучении трансформации Торы, а вместе с ней и сюжетной канвы всей Библии. Если говорить о творчестве еврейских писателей ХХ века, то в этом случае огромную роль играют респонсы и их влияние на формирование творчества писателей. Именно о них в учебнике Открытого Университета Израиля «Введение в Устную Тору» сказано: «Если литература толкований и новелл тесно связана с изучением Талмуда, а литература галахических установлений талмудическое законодательство, то источник литературы респонсов – изменяющиеся реалии повседневной жизни» [5, т.2, с.125]
Рассмотрим это понятие на примере творческого пути Александра Галича
Биографией Александра Галича и изучением его творчества занимались такие исследователи как А. Агранат [1], Я. Керман [7], А. Аронов [4]. Однако, они не рассматривали его творчество в контексте жанров Устной Торы, поэтому задачей нашего исследования остается необходимость рассмотреть творчество Галича именно в этом ключе.
Александр Галич родился 19 октября 1918 года в семье Аркадия Самойловича Гинзбурга и Фанги Борисовны Векслер в городе Екатеринославе. Брак родителями Александра Галича был заключен тайно, так как Векслер происходила из зажиточной семьи, а Аркадий из бедной, но они быстро нашли друг друга и характер Аркадия Гинзбурга очень импонировал музыкальной и артистичной, имеющей незаконченное музыкальное образование Фанне Векслер.
У молодого Александра Галича рано развился интерес к поэзии, и он начинает заниматься в литературном кружке при газете «Пионерская правда», которым тогда руководил Эдуард Багрицкий, который вошел в историю советской литературы как автор стихотворения «Смерть пионерки». О своих годах детства в этот период впоследствии Александр Галич напишет: «…Было мне в ту пору одиннадцать лет, был я начинающим поэтом. Я неизменно выходил немножко раньше из дому, чтобы успеть до начала занятий нашего кружка потолковать и порыться в…книжном развале у букинистов.. Там однажды я наткнулся на две книжки поэта, которого я не знал, о котором никогда не слышал. Почему то меня привлекло странное сочетание букв в его фамилии – Владимир Ходасевич… Я купил две книжки «Путем зерна» и «Тяжелая лира»…» (с.12)
Первое литературное произведение Александра Галича, стихотворение «Скрипка» было напечатано в газете «Пионерская правда» 25 июня 1933 года. Хотя стихотворение написано в 14 лет, однако в нем фактически чувствуется уже зрелый поэт, способный рассуждать о высоких категориях, и берущий для своих произведений образ скрипки как музыкального инструмента сформировавшего еврейскую культуру на территории Украины конца ХУШ века. При этом следует заметить, что все еврейские дети в Советском Союзе пытались заниматься музыкой и скрипка в этом воспитании играла одну из ведущих ролей:
Московская полночь черна и нема,
По улицам стелется мокрый туман,
Тяжелый, густой и липкий.
Срываются пальцы, немеет плечо,
Рука роняет поющий смычок –
И замолкает скрипка.
Тогда я слышу дрожание минут,
Тогда я встаю, подхожу к окну,
Покрытому потным глянцем,
Тогда я слышу, как через окно
Доносится рявк паровозных гудков
С железнодорожных станций.
А я сижу и мне не до них,
И в комнате мрак, осторожен и тих,
И, как океан огромен.
Я слышу – брат за стеной храпит,
Я вижу – прильнули на черный пюпитр
Ноты в тяжелой дреме.
А завтра утром, когда линять
Будет месяца туша,
Я буду играть, и жюри меня
Внимательно будет слушать.
Они напрягут слух, и глаза,
Они проверят каждый пассаж,
Упругость ритма, походки.
Но пальцы не дрогнут и не подведут –
И я сыграю концертный этюд
Уверенно, смело и четко.
Я знаю, я верю в себя горячо,
Недаром бегал поющий смычок,
Покорный приказу строчек,
Недаром, гоня назойливый сон,
Я перебрал созвучие басов,
Не досыпая ночи.
И если сыграю, и если сдам,
То самой высокой наградой
Жюри направит меня тогда
Работать с агитбригадой…
…И в ночь, и в мерцание веселых огней
Через поля и пашни
Мы понесем по просторной стране
Наши песни и марши! [6, т.2, с.394-395]
Прочитав этот отрывок каждый из нас может задаться вопросом ; как это связано с галахическими утверждениями еврейского народа, которые прежде всего выдвигают принципы свободы человека от любых идеологий и посягательств на его личную жизнь?
Именно на этот вопрос отвечает трактат Вавилонского Талмуда «Эчзин», где сказано; «Бог наградил Израиль миром».
Более поздний этап его биографии непосредственно связан с военной тематикой и свидетельствует о непростом двойственном отношении Галича к этой теме. Военная тематика полностью захватывает его творчество и находит свое отражение в теме Холокоста. Она проходит сквозь пьесу «Матросская тишина». Сценарий фильма «На семи ветрах» и другие произведения. Именно над пьесой «Матросская тишина» Александр Галич начинает работать с 1945 года сразу же после окончания Второй мировой войны. В этом произведении он соединяет два поколения: довоенное и молодых людей, воевавших в Великой Отечественной. Именно здесь в полной мере раскрывается еврейская тематика в творчестве. Стена города Тульчин, у которой были расстреляны евреи и отец Давида, сравнивается со стеной Плача. Галич не пытается соединить древнюю историю еврейского народа и настоящее. Он просто пересказывает свои впечатления от увиденного, которое ранит его до глубины души. Впоследствии также тема прозвучит и в цикле «на реках Вавилонских» и его стихотворение «Поезд», написанное в 1966 году – это предостережение от чумы бессердечия, от чумы фашизма. Вот что по этому поводу Александр Галич писал в своих воспоминаниях: «…Я увидел другое, прекрасное в своем трагическом уродстве залитое слезами лицо великого мудреца и актера Соломона Михайловича Михоэлса. В своем театральном кабинете за день до отъезда в Минск, где его убили. Соломон Михайлович показывал мне полученные им из Польши материалы, документы и фотографии о восстании в варшавском гетто…
Всхлипывая, он все перекладывал эти бумажки и фотографии на своем огромном столе, все перекладывал и перекладывал их с места на место, словно пытаясь найти какую-то ведомую только ему его горестную гармонию.
Прощаясь, он задержал мою руку и тихо спросил: «Ты не забудешь?» Я покачал головой. «Не забывай! – настойчиво сказал Михоэлс. – Никогда не забывай! Этого нельзя забыть!»
Я не забыл, Соломон Михайлович!...»
Поезд
Посвящается памяти
Соломона Михайловича Михоэлса
Ни гневом, ни порицанием
Давно уже мы не бряцаем:
Здороваемся с подлецами,
Раскланиваемся с полицаям.
Не рвемся ни в бой, ни в поиск –
Все праведно, все душевно…
Но помни – отходит поезд!
Ты слышишь? – уходит поезд
Сегодня и ежедневно.
А мы балагурим, а мы куролесим,
Нам недругов лесть, как вода из колодца!
А где-то по рельсам,
по рельсам,
по рельсам –
Колеса,
колеса,
колеса,
колеса…
Такой у нас нрав спокойный,
Что без никаких стараний
Нам кажется путь окольный
Кратчайшим из расстояний.
Оплачен страховки полис,
Готовит обед царевна…
Но помни – отходит поезд!
Ты слышишь? – уходит поезд
Сегодня и ежедневно.
Мы пол отциклюем, мы шторки повесим,
Чтоб нашему раю ни краю, ни сноса.
А где-то по рельсам,
по рельсам,
по рельсам
Колеса,
колеса,
колеса,
колеса… [6, т.1, с.304-305]
Как заметил бы талмудист-агадист – эта позиция в биографии отражает учебную часть трактата «Бере шит Раба» Вавилонского Талмуда
В стихах поэта мы наблюдаем не просто описание военного времени, но и современный агадический респонс, подчеркивающий отношение Галича к фашистам, к тем, кто пришел убивать человека.
В 1970 году Александр Галич создает свою знаменитую поэму „Кадиш”. Об этом произведении он писал в своих воспоминаниях: „Цикл стихов и песен „Кадиш посвящается памяти великого польского врача, педагога и писателя Януша Корчака, который вместе со своими детьми из „Дома сирот”, который он основал, ушел в огонь – в лагерь „Треблинка”. Они были отправлены целым эшелоном почти что в лагерь уничтожения. И не вернулись оттуда. У него сначала было два дома: просто „Дом детей” в центре Варшавы и второй – „Дом сирот” в еврейском гетто. Когда Польша была оккупирована, остался только „Дом сирот”. „Дом сирот” был совершенно необыкновенное заведение, которому вероятно сильно бы позавидовал Макаренко, ибо там не знали, что такое штрафы и так далее и тому подобное наказание. Но где жили очень весело. Они придумали свой собственный флаг: золотой клевер на зеленом поле – символ детства. Они сочинили свои песни. И они долго держались: депортация их произошла только в середине 43-го года. Они два с половиной года существовали, и немцы не решались тронуть Корчака – настолько он был знаменит.»
Обычно для школьного учебника авторы стараются брать отрывки из произведений, так как в определенном возрасте они более подходят для понимания . Тема «Холокоста» в ее начальном понимании на бытовом уровне, хорошо понятна детям любого возраста. Поэтому следующий отрывок из поэмы Галича «Кадиш» будет хорошо понятен ребенку в третьем четвертом классе:
Эшелон уходит ровно в полночь,
Паровоз, балбес, пыхтит «шолом!»
Вдоль перрона строем стала сволочь –
Сволочь провожает эшелон.
Эшелон уходит ровно в полночь,
Эшелон уходит прямо в рай.
Как мечтает поскорее сволочь
Донести, что Польша «юден фрай»!
«Юден фрай» - Варшава, Познань, Краков…
Весь протекторат из края в край –
В черной чертовне паучьих знаков,
Ныне и вовеки – «юден фрай»!
А на Умшлягплаце у вокзала
Гетто ждет устало – чей черед?
И гремит последняя осанна
Лаем полицая: «Дом сирот!»
Шевелит губами переводчик,
Глотка пересохла, грудь в тисках,
Но уже поднялся старый Корчак
С девочкой Натей на руках.
Знаменосец – козырек с заломом,
Чубчик вьется словно завитой…
И горит на знамени зеленом
Клевер, клевер, клевер золотой. [6, т.1, с.323]
Именно в этом произведении он говорит о так называемом детском Боге, который прощает всем и все:
Осени меня своим крылом,
Город детства с тайнами неназванными,
Счастлив я, что и в беде и в праздновании
Был слугой твоим и королем.
Я старался сделать все, что мог
Не просил судьбу ни разу: высвободи!
Я скажу на самой смертной исповеди,
Если есть на свете детский Бог;
Все я, Боже, получил сполна!
Где, в которой расписаться ведомости?
Об одном прошу – спаси от ненависти!
Мне не причитается она. [6, т.1, с.319]
Именно в этом произведении Галич снова обращается к Богу и говорит «я не умею молиться Господи Боже. Господи Боже прости меня и помоги».
Трагедия Катастрофы европейского еврейства накладывает свой отпечаток на разные художественные произведения, но в творчестве Александра Галича она становится частью его биографии.
Существует галахическая установка о том, что все евреи должны жить на территории Израиля, но с помощью методов толкования Вавилонского Талмуда Галич отрицает ее и говорит:
Галич в первую очередь – это человек культуры. Человек для которого дорога еврейская культура на разных этапах развития истории еврейского народа и в разных философских, политических и литературных течениях. Он ашкеназский евреев и ему дорога именно эта культура, поэтому он пытается ее сохранить:
Уезжаете?! – Уезжайте
За таможни и облака!
От прощальных рукопожатий
Похудела моя рука…
Улетайте к неверной правде
От взаправдашних мерзлых зон.
Только мертвых своих оставьте,
Не тревожьте их мертвый сон –
Там, в Попарах и в Бабьем Яре,
Где поныне и следа нет,
Лишь пронзительный запах гари
Будет жить еще сотни лет!
В Казахстане и в Магадане,
Среди снега и ковыля,
Разве есть земля богоданней,
Чем безбожная та земля?!
И под мраморным обелиском
На распутице площадей.
Где, крещенных единым списком,
Превратила их смерть в людей!
А над ними шумят березы –
У деревьев свое родство,
А над ними звенят морозы
На Крещенье и Рождество.
… Я стою на пороге года,
Ваш сородич и ваш изгой,
Ваш последний певец исхода,
Но за мною придет другой!
На глаза нахлобучив шляпу,
Дерзкой рыбой, пробившей лед,
Он пойдет не спеша по трапу
В отлетающий самолет!...
Я стою...Велика ли странность?
Я привычно машу рукой!
Уежайте! А я останусь.
Я на этой земле останусь:
Кто-то ж должен, презрев усталость,
Наших мертвых стеречь покой! [6, т.1, с.330-331]
Рассмотрев проблему литературной биографии и ее отражения в литературном процессе мы приходим к выводу о том, что современный респонс может принимать не только галахические формы. Для него характерен также и агадический элемент, сохраняющий жанр притчи, ведущий свое начало от агады о Беште.
Комментарии пользователей:
Оставить комментарий