Статья опубликована в №2 (октябрь) 2013
Разделы: Филология
Размещена 31.10.2013. Последняя правка: 05.11.2013.
Просмотров - 2089

Оценки советской литературы в ессеистике Е. Маланюка

Краснощек Виктория  Валерьевна

-

Украина, КДПУ им. В.Винниченко

аспирант

УДК 821.161.2+82.09:82-4

 

В 1971 году Ю. Лавриненко, размышляя о Е. Маланюке как о мыслителе и наблюдателе (книга "Сруб и отрасли"), указал на два основополагающих принципа его культурологических исследований, которые обеспечивали их целостность и системность. Первый – исторический: суть его заключается в оценке любого культурного (литературного) явления как репрезентации национального сознания (национальной духовности, если пользоваться категориями автора "Книги наблюдений"), индикатора ее зрелости, отражение определенного исторического этапа становления нации. "Мысль Маланюка, – пишет Ю. Лавриненко, – больше сосредоточена на философии истории, главное – украинской истории. Когда он говорит о Шевченко или Паньке Кулише, то это потому, что у них видны ярко-огненные страницы украинской истории" 1, c. 163]. И второй принцип – это личностный вектор критериев оценки художественных явлений. Персоналии, осмысление их фигур и значение в украинской культуре были детерминированы исключительно аксиологической системой и мировоззренческими убеждениями Е. Маланюка. Этим определялась его исследовательская парадигма: он не претендует на развернутый литературоведческий или культурологический анализ той или иной личности, его интересуют прежде всего биографические факты, признаки и свойства творческой манеры, которые представляют качество и уровень зрелости национального духа, носителем и представителем которого является художник. Мощность биографического, а точнее – личностного, аспекта осмысления творчества художников, обусловлена стремлением Е. Маланюка таким образом осуществить самоанализ, провести самооценку и в определенной степени психоаналитическое "вскрытие" своего "Я". Поэтому Ю. Лавриненко отметил: "Маланюк это мыслитель, слишком сконцентрированный на себе. "Книга наблюдений" – это в определенной мере какая-то собственная биография, летопись того, что думал по тому или иному поводу. Эти эссе напоминают очень часто личную историю. < ... > Его мысли снуют по поводу чего-то и тогда получаются небольшие по размеру, замкнутые в себе, не раз совершенные по форме эссе, тематически они очень разнообразны, но ярко связаны в единое индивидуальностью автора [1, c. 164].

Названные исследовательские принципы прозы Е. Маланюка тесно взаимосвязаны и переплетены, что обеспечивается сферой – основой или плоскостью, в которой они действуют совместно. Это психологическое или даже психоаналитическое измерение бытия личности и нации, изучение которого приближало критика к решению важного вопроса недоразвитости национального инстинкта. Исследователь в этом замечал "Хворь безгосударственности < ... > – существует и есть глубокой. Личность – общество – нация. Без этой иерархической зависимости нет предпосылки к государственности. Это – члены пропорции, без которых нет нации. И нужно трезво утверждать, что такой пропорции в лоне нашей "общины" не существует. Трагедия личности и общества – это биографии всех наших выдающихся людей" [2, c . 86]. Так, психоаналитический вектор изучения творчества личностей давал Е. Маланюку возможность постичь те ментальные комплексы нации, которые необходимо было преодолевать, чтобы достичь идеала – полноценного, целостного духовно человека. Ключом к таким опытам была личная психологическая драма критика – поражение в освободительной борьбе в 1918 – 1921 годах.

Хотя литературовед и стремился преодолеть "недостаток украинского Фрейда", однако его методология была далека от фрейдистской системы изучения психики индивидуума. В случае Е. Маланюка стоит говорить о фрейдовской модели психоанализа, основополагающими принципами которой является осмысление личности как носителя общественного сознания, понимание индивидуума как социальной единицы, позволяет проследить за возникновением и развитием определенных психических явлений, которые присущи группе людей. У критика эта социальная общность имеет выразительные национальные очертания: они имеют общую ментальную картину мира, систему ценностей и оценок, им присущи конкретные поведенческие модели, наконец – они являются носителями коллективных, национальных психологических комплексов, порожденных колониальной, а, следовательно, и духовной зависимостью культуры. Такой формат исследования был новаторским и значительно опередил появление постколониальных исследований Ф. Фанона (1961), Э. Саида (1978), Г. Спивака, Б. Ешкофта, Г. Бгабга и 1990-х годов.

Постколониальная направленность исследований Е. Маланюка оказалась в таких идеологемах его литературоведческой системы как установка на дискредитацию имперского догмата в оценке культурного и исторического наследия Украины, разрушение колониальной идеологии (преодоление культурного провинциализма, восстановление исторической справедливости, критическая оценка достижений прошлого представлена ​​в работах "Очерки по истории нашей культуры", "Малороссийство", "Illustrissimus Dominus Mazepa" и т.д.); утверждение принципа этноцентричности в оценке явлений национальной культуры (автором в литературоведческих эссе была разработана соответствующая система критериев оценки художественного произведения, среди которых полнота проявления национального духа, воли, интеллекта, эстетическое совершенство (музыкальность), эмотивность и т.д.) постижения феномена двойной, расщепленной или нестабильной идентичности, свойственна колониальному писателю ("комплекс Гоголя", явление малороссийства (национального малокровия), в искусстве осмыслены в трудах Е. Маланюка "Гоголь – Гоголь", "Малороссийство", "Творчество и национальность" и т.д.).

Психологоцентричность постколониальной критики Е. Маланюка нашла полноценное воплощение в центральном концепте его литературоведческого наследия – теории "настоящей украинской литературы", сердцем которой стала проблема гениальной и сплошь украинской личности" [3, c. 211], поскольку, по его убеждению, "в целом, литература наша представляла собой больше ряд личностей (редко – плеяд), чем ту постоянную организованную силу народа, которую мы называем литературой" [4, c. 273].

Полемизируя в статье "Бурное полетие" официальной имперской моделью украинской литературы, которая была призвана подчеркнуть "провинциальность", "неполноценность" украинского духа, удачливого только на мелодраматические и комические эскапады, что диктовали приоритет низких жанров, критик с иронией пишет: "Случайно юмористически настроенный помещик "перелицевал на малороссийский язык" Вергилиеву "Энеиду" < ... >, и этот эпизод почему-то служит "началом украинской литературы". Случайно, в антракте между галушками и варениками, хоре на графомании степенные хозяева полтавских имений записали невеселые малороссийские анекдоты < ... >  – и так появился ряд "классиков украинских" [3, c. 210]. Исследователь предлагает посмотреть на изящную словесность сквозь призму его переживаний "трагического".

Этот феномен у Е. Маланюка имеет аристотелевски-гегелевские интерпретационные схемы трактовки "трагического" как философско-эстетической категории.

"Трагическое" является неотъемлемым признаком бытия. Его переживания предполагает действенность человека, способность личности на поступок, свободу ее выбора. Трагическое рождается тогда, когда индивидуум стремится преодолеть необходимость. Переживание страха, сомнений, преодоление себя, приводит к духовному и моральному росту личности. Именно в этом аспекте трагическое сближается с "возвышенным", величественным. В художественной плоскости "трагическое" обусловливает пафосность, страстность, остроту конфликтов, философичность, приоритет проблем бытия духа, культ героического (культ борьбы) и т.д.

В концепции Е. Маланюка "трагическое" реализовано в своей двухмерности как индикатор духовной зрелости личности художника – "Духовной суверенности" (статья "Малороссийство"), что проявляется в способности к волевым поступкам, борьбы, утверждения национальных идеалов, национального этического комплекса, и как эстетический феномен (пафос героизма, чина, страстности, музыкальности, философичность).

Чувством "трагического", чего так "хватало украинской душе" [3, c. 212], по мнению критика, полно послереволюционное время: "Только наша революция экзаменом огня и железа определила рамки настоящей украинской литературы. Буря 17-20 годов судным пламенем пролетела над живописным малороссийским хутором и уничтожала знакомые опере кулисы" [3, c. 211].

Этот период, применяя терминологию философа-экзистенциалиста  К. Ясперса, был "предельной ситуацией" – столкновением экзистенции с небытием. Это было определяющее для национального духа время его самоутверждения или падения, преодоление колониального рецидива и воспитание новой "высокой", полной трагического пафоса и борьбы литературы или убывания к примитивным просветительским схемам.

Аналитическое осмысление Е. Маланюком актуального состояния развития украинской литературы имеет двухвекторный характер: с одной стороны, в исследованиях "Бурное полетие", "Заметки о национальном искусстве", "Украинская литература в свете современности" охарактеризованы достижения нового времени, прослежено по динамике реализации национального духа, определены и описаны культурные формы проявления его деформаций, обусловлены определенным кругом социокультурных факторов внешнего (давление имперской тоталитарной системы) и внутреннего (национальные "комплексы") характера; с другой, исследователь прибегает к психобиографическому портретированию ярких представителей этой литературной эпохи (М. Рыльский, П. Тычина, М. Хвылевой, М. Бажан и др.), творчество которых отражает главные тенденции развития новой украинской литературы.

Труды обзорного характера Е. Маланюка свидетельствуют о его осведомленности с тенденциями развития украинской советской литературы, а отсутствие цензурного надзора или идеологического давления дают возможность полностью объективно оценить состояние и динамику его формирования в контексте проблемы становления национальной культуры, торжества национального духа. В отличие от своего духовного наставника  Д. Донцова, который в оценках современной литературной жизни в Советской Украине преимущественно акцентировал внимание на проявлениях колониального сознания и незрелости украинского духа, а то и абсолютизируя деформационные процессы ("Кризис нашей литературы", "Раздвоенные души", "Поэт идиллии и "черной лжи2 (М. Рыльский) и др.), Е. Маланюк придерживался прежде эстетического принципа оценки художественных явлений, а в осмыслении деструктивных процессов искал их истоков и реконструировал генезу.

В украинской литературе послереволюционного времени критик усматривал ренессанс "варяго-византийского фрагмента" Киевской Руси, был "под теплым дуновением эллинского Юга – действительно самостоятельное произведение какого-то вполне своеобразного, сплошь отдельного мира, так далекого от поздней проблемы Восток-Запад"  [4, c. 275 ]. Поэтому речь шла о восстановлении определенно национального лица украинской литературы, в контексте чего актуализировалась проблема реконструкции (возрождения) самодостаточности национального духа в литературе, которая обеспечивала бы своеобразие и динамику развития художественной литературы. Проявление этих тенденций Е. Маланюк усматривал в феномене литературного Киева, в частности в явлении неоклассики, которое для критика было воплощением традиции "высокого" искусства в его аристотелевской трактовке. В контексте этой проблемы художник касается вечного для украинской культуры вопроса денационализации гуманитарного пространства нации. Интенции этого процесса очевидны для критика в специфике течения литературной жизни в Украине: в противопоставлении аристократизма Киева культа пролетарского искусства Харькова. "Просвещение" или "народничество", по словам Е. Маланюка, идеологически-культурные формы упрощения и деформации национального духа, его понижение и прекращение роста. В современной литературе его проявлениями стала графомания, дискредитация эстетических измерений в угоду идеологическим установкам, подмена трагического пафоса  катарисности) догматизма, приоритет социального над духовным. Все это для Е. Маланюка симптомы духовного рабства украинского, что ведет к провинциализации национальной литературы – рецидива колониализма как удельного украинского психического комплекса. Очевидным подтверждением незрелости национального духа для критика централизация культурной жизни, которая оказалась в создании литературных группировок и творческих объединений, директивности художественной деятельности, что определило и обусловливало подражательность инонациональных (преимущественно российских) художественных практик. Е. Маланюк, с горечью отмечая этот драматический поворот в развитии современной литературы, ведет к ее примитивизации.

Национальное искусство нельзя создать искусственно, по рецепту, вроде другого, пусть и большого, искусства другой нации.

Национальное искусство возникает только тогда, когда нация из своих вулканических трущоб, плоть от плоти и кровь от крови дает "гения" [4, c. 271]. Заметим, что имагологические рассуждения Е. Маланюка о присутствии и деформации влияния "другой" (ментально чужеродной картины бытия, схемы мышления и т.д., привитие которой ведет к деструкции национальной идентичности) значительно опережали свое время.

Приведенная цитата обнаруживает еще один аспект аналитического постижения критиком динамики становления новой украинской литературы появление Гения.

Духовное пробуждение 1917 – 1920 годов "древнерусских глубин ХІІ века" предполагало появление, по словам Е. Маланюка, подготовительного плацдарма для "синтезы" скитско-эллинского и варяго-римского начала украинской психики, реализованных в гениальной и "сплошной украинской личности" [3, c. 211]. С надеждой он замечает: "Основной поток нашей литературы на большом импульсе 1917 – 1920 годов окреп и набрал такой разгон, что и основанные в 1929 году разрушительные меры советов едва ли постигнут уважительные последствия, разве что заставят тот поток вырыть глубже и там внешне снизить уровень воды. Правда, изможденное вооруженным образом и страшным режимом, который деградирует существенное для литературы значение личности, современное поколение не выдало гениальной личности, но за то проделана огромная подготовительная работа для появления гения" [ 4 , c . 281 ].

Приведенные размышления автора имеют два ключевых момента, которые важны для понимания его стратегии и дальнейшего осмысления литературной жизни в советской Украине. Во-первых, Е. Маланюк осознавал, что духовный ренессанс 1917 – 1920 годов подавить или преодолеть невозможно. Зато в условиях деспотизма и тирании, преследования любых форм проявления национального духа, этот процесс приобретет иных форм или станет латентным, однако не свернется. Во-вторых, появление национального гения хотя и откладывается, однако неизбежно. В ожидании этого появления Е. Маланюк осуществляет обсервацию литературного "плацдарма", духовно истерзанного и искалеченного советской тоталитарной системой.

В широком аспекте эссеистическое портретирование Е. Маланюком художников – представителей новой украинской литературы происходит в контексте сквозной для его культурологии проблемы – проблемы бытия национального духа. Ее ограничения определены темпоральным континуумом, который характеризуется драматическими общественно-историческими и политическими обстоятельствами, формировало более узкую исследовательскую задачу: выяснить предпосылки (внешние и внутренние (психологические) факторы) изменений проявления национального духа (формообразующие и деструктивные механизмы), объективация которых происходит в художественной практике того или иного художника.

Таким образом, творчество писателя для Е. Маланюка является своеобразным отражением его "духа" (психологическим портретом). Динамика в художественной практике свидетельствует о сдвигах и изменения в его психосвете, которые являются индикаторами определенных психологических сдвигов.

Современники Е. Маланюка, которые попадают в контексте обозначенной проблемы в поле его зрения, – это художники, изменения в индивидуальности которых обусловлены переживанием "пограничной ситуации": борьбой, страданием, страхом, чувством вины или долга. По  К. Ясперсу, подобное психологическое состояние является обязательным для человеческого существа, бытие которого абсолютно незащищенное и подчинено диктатуре реальности. "Межевая ситуация" становится условием, когда экзистенция сталкивается с трансцендентностью и происходит ее просветление, познание своей сути, происходит кристаллизация "внутреннего человека" [5, c. 384].

Е. Маланюк, осмысливая судьбы своих современников, стремится определить "духовные бастионы" художников, которые сохраняют свою сущность, определить формы и последствия падения последнего оборонительного укрепления человека – его души, которые находят свое отражение в художественной практике.

1. Лавриненко Ю. Сруб и отрасли / Ю. Лавриненко. – [Б.м.] Современность, 1971. – 331с.
2. Маланюк Е. Цитатник / Евгений Маланюк. – К.: Темпора, 2008. – 335 с.
3. Маланюк Е. Книга наблюдений. Статьи о литературе / Е. Маланюк. – М. :, 1997. - 430 с.
4. Маланюк Е. Возвращение: Стихи. Литературоведение. Публицистика. Дневники. Письма / Евгений Маланюк; сост. и передм. Тарас Салыга. – М. : Мир, 2005. – 496 с. – (Серия,, Ad Fontes – К источникам).
5. Ясперс К. Философия / К. Ясперс. – М. : Канон + РООИ,, Реабилитация, 2012. – Кн. 1. – 384 с., Кн. 2. – 448 с.

Рецензии:

4.11.2013, 18:07 Александрова Елена Геннадьевна
Рецензия: Статья достаточно интересная. Многие положения работы глубоки и детально продуманы. Однако, необходимо обратить внимание на некоторые стилистические огрехи, например,"давая характеристику Е. Маланюку как мыслителю"(лучше сказать, "размышляя о Е. Маланюке как о мыслителе" и т.д.)Также, нам думается, необходимо несколько откорректировать название, уточнить советская или постсоветская литература была предметом осмысления автора, учитывая годы его жизни 1897-1968. Постсоветский период в истории (и в литературе)наступил после 1991 года.

Комментарии пользователей:

Оставить комментарий