Разделы: Юриспруденция
Размещена 07.12.2016. Последняя правка: 07.12.2016.
Просмотров - 2019

Ранний период развития советских научных представлений о правосознании (1917-1929 гг.)

Филимонова Ирина Владимировна

кандидат юридических наук

Пятигорский государственный университет

доцент

Беденков Владимир Владимирович, ассистент кафедры теории и истории государства и права, Алтайский государственный университет

УДК 340.128

Советский этап развития научных представлений о правосознании можно разделить на несколько периодов. Не все эти периоды одинаково хорошо изучены, но в настоящее время интерес к ним пробудился вновь. Советский этап не стал бесплодным для изучения проблемы правосознания – напротив, он дал плеяду имен ученых, которые даже в период господства единственной государственной идеологии – марксистко-ленинской - пытались подойти к исследованию феномена правосознания с различных сторон. Из современных ученых, интересующихся советским периодом развития научных представлений о правосознании, следует назвать И. В. Абдурахманову, А. Н. Бахареву, И. Л. Данилевскую, Т. И. Демченко, О. Ю. Ельчанинову, И. А. Емельянову, Л. С. Калиманову, Л. Я. Лончинскую, С. Ш. Маринову, В. В. Никулина, В. В. Сафронова, И. А. Шаповалова, О. Г. Щедрина, С. А. Яворскую и др.

Первый период развития советских научных представлений о правосознании можно именовать ранним – он датируется 1917-1929 гг.Любопытно, что в это время в рамках философии права продолжали развиваться естественно-правовые теории, но вместе с тем появились новые оригинальные концепции евразийства, которые отводили православию особую роль в интеграции правосознания и правовой культуры Востока и Запада, а также создании особой русской государственности. Указанные теории и концепции остались в стороне от всеобщего внимания ввиду революционных событий и последующей гражданской войны. Поэтому можно с уверенностью сказать, что в 1917 г. произошел обрыв преемственности правовой традиции, русской религиозно-философской и правовой мысли. Это было время, когда шло активное формирование нового обыденного правосознания, и потому он исключительно важен для понимания сущности произошедшего. Перечисленными обстоятельствами определяется актуальность темы исследования.

Цель статьи заключается в определении значения периода 1917-1929 гг. для развития отечественных научных представлений о феномене правосознания.

Задачи исследования состоят в анализе идей, высказанных философами, правоведами и политическими деятелями, прямо или косвенно затрагивавшими в своих трудах проблематику правосознания.

Методология исследования представлена как общенаучными, так и частнонаучными методами: диалектическим, логическим, системно-структурным, функциональным, формально-юридическим и историко-правовым.

Научная новизна исследования заключается в том, что определено значение периода 1917-1929 гг. в закладывании основ светского советского правосознания, а также в формировании тех особенностей, которые в последующем определят его сущность.

Следует отметить, что в этот период правосознание не при­влекало пристального внимания ученых. В основном проблематика правосознания затрагивалась ими вскользь, при рас­смотрении иных вопросов. 

Прежде всего, ученых интересовало, существовало ли массовое революционное правосознание в феврале 1917 года. На этот вопрос не давалось однозначных ответов.

Так, П. И. Стучка отмечал, что «вся Февральская революция 1917 года... прошла без «идеи» рево­люционного права»; «… под революционным или социалистическим правосознанием скрывалось в значительной степени то же буржуазное правосознание, ибо иного... ни «в природе», ни в человеческом пред­ставлении еще не существовало» [24, с. 104, 109]. 

С одной стороны, Февральская революция действительно носила буржуазно-демократический характер. С другой стороны, массовое правосознание в то время уже нельзя было считать исключительно буржуазным. П. И. Стучка недооценил мощное идеологическое влияние большевистской партии, осуществлявшееся, в том числе, с помощью мощной пропагандистской работы. Это идеологическое влияние всецело обусловило становление будущего советского правосознания и сформировало его характерные черты.

М. М. Исаев, не разделяя позицию П. И. Стучки, в одной из своих работ писал, что после событий февраля 1917 г. «в правовых убеждениях широких народных масс произошла глубочайшая революция, привед­шая почти к полной фактической отмене Свода законов Российской империи вместе с издававшимися постановлениями Временного прави­тельства…». По мнению ученого, это было «…непосредственное проявление мировоззрения народ­ных масс, взгляды их на преступное и непре­ступное, формы борьбы с преступлениями…» [10, с. 24]. 

Ученый допустил искажение фактов. Ни о какой революции в правосознании масс, конечно, речи вести нельзя. Правосознание не может кардинальным образом измениться в силу одного события, пусть и столь значительного. Для этого нужен долгий период времени. 

Пожалуй, ближе всего к истине подошел А. В. Мицкевич, справедливо указав, что по своей сущности и содержанию правосознание народа в период с февраля по октябрь 1917 г. можно было назвать революционно-демокра­тическим, однако в силу систематической организационной и воспитательной работы большеви­стской партии, целью которой было перерастание буржуазно-демократической революции в пролетарскую, правосознание народных масс стало нести в себе определенный заряд идей и требований социалистического характера [12, с. 50]. При этом народное правосозна­ние постепенно очищалось от так называемых «буржуазных конституционных иллюзий». Точку зрения А. В. Мицкевича поддержал М. А. Рейснер. Он говорил, что правосознание «создавалось отнюдь не в качестве ка­кого-то обобщения самого порядка ведения борьбы», а существовало уже в ноябре 1917 г., и, следовательно, «было рождено не самим актом революции, так как правосознание отнюдь не делается в одну минуту, а складывается в каждом отдельном классе в результате экономиче­ских условий его существования и лишь получает возможность откры­того и полного обнаружения в результате победоносной революции. Революционные массы должны были обладать правосознанием уже до революции, для того чтобы на призыв Совета Народных Комиссаров ответить полной способностью применять его на деле в чрезвычайно широком объеме» [18, с. 16, 20, 212]. О том же говорил И. Е. Фарбер: правосознание «… существовало за­долго до революции как революционное социалистическое правосозна­ние рабочего класса, и нашло теоретическое выражение в трудах классиков марксизма-ленинизма и их последователей» [26, с. 189].

После Октябрьской революции, как известно, были сформулированы тезисы о несовместимости права и законности с революцией; грядущем отмирании государства и права как «буржуазных» изобретений; провозглашены принципы «революционной необходимости», «революционной целесообразности» и «революционной законности», внедрявшиеся в массовое правосознание и реализовывавшиеся в соответствующих моделях правового поведения [5, с. 1-2]; революционное правосознание впервые было официально признано источником права [11, с. 38, 56].

П. И. Стучка отмечал, что «Может быть, ни одно слово из словаря права у нас не получило столь широкого распространения после Октябрьской революции, как слово «правосознание». Революционное, социалистическое, даже коммунистическое правосознание мы встречали на каждом шагу, но нельзя сказать, чтобы все или хотя бы большинство товарищей понимали его» [22, с. 446]. На это указывал и Н. Н. Фиолетов [27, с. 8]. Как писал ученый, «… в законодательстве первого периода «революционное правосознание», «правосознание трудящихся классов», «социалистическое правосознание» понимались  как однородные понятия и употреблялись одно вместо другого» [27, с. 9].

Р. Бабун говорил о том, что в революционном правосознании отразилась та система норм, которые класс, претендующий на власть, выдвигает в качестве обязательных для всего общества. Правовые идеи и требо­вания эксплуатируемых классов соответствовали их реальным интересам. Революционное правосознание народа послужило конденсатором его классовой воли; степенью же ее наивысшего проявления стала система социалистического права, сложившегося в результате победы Октябрьской революции [2, с. 44, 46, 51].

М. А. Рейснер высказывал весьма любопытные замечания о том, что «Русская революция потрясла до основания все установившиеся правовые законы и сразу вернула нас к первоначальным источникам всякого закона, к правде и справедливости. Справедливая власть называется правом…» [19, с. 24-25]. В этих положениях, давших основание называть ученого сторонником психологического позитивизма, обнаруживает себя русская дореволюционная правовая традиция, которая очень скоро будет отвергнута, как без малейшего сожаления отбрасывалось все, что возникло и развилось в царской России. Заимствовав ряд идей у Л. И. Петражицкого, придав им «классовый» характер, М. А. Рейснер оперировал понятием «интуитивного права», под которым он понимал, в том числе, и идеологические конструкты советской власти. По его мнению, интуитивное право возникает вне официального правопорядка и реализуется в правовой форме революционного сознания масс. Автор отмечал, что пролетариат обнаруживает явное отвращение к идеологическим надстройкам и терпит их лишь по мере необходимости [18, с. 273-274]. В связи с этим в перспективе М. А. Рейснер надеялся на создание «новой морали» социалистического быта с его нравами, обычаями и психологией [17, с. 305].  Пока же он предлагал различать пролетарское, крестьянское и буржуазное правосознание.

Итак, говоря о сущности правосознания,  М. А. Рейснер отождествлял его с правом, подчеркивая, что право может устанавливаться по произволу законодателя. В революционные годы так и было; позднее ситуация изменилась. И. П. Разумовский критиковал М. А. Рейснера за отождествление права и правосознания, но сам тоже недооценивал роль последнего. Право он отождествлял с правовой идеологией, а правовую идеологию  совершенно отделял от правовой психологии [16, с. 223, 14, с. 35-38, 15, с. 98-106], что нельзя признать верным.

По мнению П. И. Стучки, правосознание – это внутреннее психическое «переживание», которое происходит в голове человека по поводу того или  иного общественного отношения, оценка, с его точки зрения, «справедливости, естественного права» [23, с. 44]. Как видим, П. И. Стучка, как и М.А. Рейснер, подходил к рассмотрению правосознания с психологической точки зрения, пытаясь определить его сущность через категории справедливости и естественного права. Очевидно, что подобные попытки не соответствовали официальной доктрине и не имели научной перспективы.

П. Н. Галанза попытался соединить прошлое с настоящим, определив рево­люционное правосознание как  необходимое оружие в руках пролетариата,  и указав такие его характерные черты, как классовость и глубокая народность [6, с. 164-165].

Как писал Э. Соловьев, после прихода большевиков к власти правовой нигилизм справлял свой триумф [21, с. 163]. Был выдвинут лозунг «революционная целесообразность превыше всего», и это вполне соответствовало общим установкам массового правосознания, которое складывалось с февраля по октябрь 1917 г. В это же время сформировались представления о революционной морали, согласно которым моральным считалось все то, что соответствовало интересам революции и классовой борьбы.

М. А. Чельцов-Бебутов писал: «никакого священного писаного закона, стоящего над пролетарским «мы», нет и быть не может» [28, с. 12]. В качестве мотивации поведения людей выступало не только стремление к реализации политико-правовых идеалов большевистской партии, но и классовая месть как средство восстановления социальной справедливости. Общинная установка массового правосознания уже после февраля 1917 г. была гипертрофирована и выглядела как деление на «своих» и «чужих». Сложился культ и поэтика террора. В условиях рухнувшего буржуазного правопорядка началась тотальная криминализация общества. Реализация установок революционного правосознания на деле означала полное беззаконие. В обыденном правосознании происходила эскалация социально-правового негативизма. Если поначалу его объектами были классовые враги и символы старого правопорядка, то позднее – большевистский режим. Происходило разочарование в большевистском правопорядке, утрата революционного романтизма. Случился кризис ментальной легитимности власти [1, с. 20-24].

В связи с вышесказанным после завершения гражданской войны сделалась очевидной необходимость пересмотра положений о «революционной законности» и революционном правосознании как источнике права в целях укрепления большевистской государственности и восстановления хозяйства страны. Концепция революционного правосознания, базировавшаяся на так называемом «интуитивном праве», показала свою неэффективность для решения задач строительства социалистического правопорядка. В этой связи была провозглашена и противопоставлена прежней новая доктрина социалистической законности.  Правосознание теперь должно было восполнять пробелы в законодательстве. Была признана необходимость правового воспитания населения. Зазвучала критика «революционного правосознания» и форм его реализации с 1917 по 1921 гг., «разрушительной революционной самодеятельности». А. Трайнин писал, что законность – это «торжество нормы над инстинктом, системы над импровизацией» [25, с. 13]. Начиная с 1922 г. правонигилистические настроения стали принимать скрытые, латентные формы.

В исследуемый период времени все еще существовали взгляды на правосознание, выработанные под влиянием дореволюционной философско-религиозной мысли. Так, Н. А. Бердяев, инициатор создания Академии духовной культуры (1918-1922), писал, что марксизм - это цельное миросозерцание, новая религия, призванная заменить собой христианскую. Как отмечал философ, зло и грех русские чувствуют сильнее, острее, чем западные люди. В силу исторических обстоятельств сложилось противоречие между русской анархичностью и любовью к вольности, и, напротив, русской покорностью государству. Уход из государства русским человеком оправдывался тем, что в нем не было Правды; торжеством не Христа, а Антихриста. Черты характера русского человека, выработанные христианством – это необыкновенная жертвенность, выносливость к страданию, дух коммюнотарности (общежительности). Философ сокрушался, что «Христианское государство» на земле существовать, к сожалению, не может, ибо государственная власть не благодатного порядка, а природного [3, с. 92, 93, 122, 199 и др.].

Следует отметить, что марксистко-ленинская идеология действительно решительно замещала собой прежнюю православную. Таким образом, между марксистско-ленинским и христианским правосознанием возник острейший конфликт, который, в конечном счете, решился не в пользу последнего. Революционное правосознание изгнало христианское [7, с. 39]. Это произошло ввиду того, что коммунистическая идеология предполагала равенство людей и отсутствие противоборствующих классов. С целью освобождения людей от христианской «зависимости» советские идеологи прибегали к различным формам агитации, воспитанию нужного правосознания и всеобщему образованию. Проповедовался интернационализм. Разрушались национально-родовые связи, и вместо них формировалось новое единство – советский народ. Государство четко следовало господствующей идеологии и демонстрировало лучшие достижения, оставляя в тени то, что отклонялось от идеологических норм [29, с. 21-23].

Итак, в целом период 1917-1929 гг. является слабо изученным и не лишенным пристрастных оценок. Определению понятия «правосознание» внимания уделялось мало, зато в оборот были повсеместно введены понятия «революционное правосознание», «классовое правосознание», «коммунистическое правосознание», разницы между которыми практически никто не видел.

На наш взгляд, «революционным правосознанием» следует называть правосознание народных масс в период 1917-1921 гг. Это правосознание так называемого переходного периода – двух революций, гражданской войны и военной интервенции. Классовость – это одна из характерных черт как революционного, так и сложившегося на его основе социалистического (советского) правосознания. «Коммунистическое правосознание» так и осталось категорией, утопичной по своему характеру, ибо оно существовало только в теории.

 Процесс формирования революционного правосознания отдельных групп общества и его специфика практически не исследовались. Большинством ученых было признано, что революционное правосознание народных масс в период от февраля до октября 1917 г. представляло собой основу будущего социалистического правосознания, которое стало развиваться после победы Октябрьской революции. К октябрю народное правосознание характеризовалось неразвитостью индивидуалистических начал, архаичностью, социоцентризмом, амбивалентностью [1, с. 20].

Период становления советской власти ознаменовался сиюминутной изменчивостью законодательства исходя из революционного прагматизма и широким усмотрением судов, разрешением конфликтов с учетом классовой принадлежности человека. При этом главная идея, упорно внедрявшаяся в обыденное правосознание – «Государство всегда право». Показательно, что на органы уголовного преследования возлагались задачи воспитания, перевоспитания и  защиты народа от влияния лиц, являющихся носителями сознания старой формации. Фактически народное правосознание первых лет советской власти характеризовалось ярко выраженным инверсионализмом правовых представлений; социально-правовым негативизмом; синхронизацией правовой, политической и морально-нравственной аномии; подменой законности революционной целесообразностью; активизацией эсхатологического стремления к моментальной реализации правового идеала; доминированием представлений о детерминированности правового статуса гражданина его социальной принадлежностью; ксенофобией, основанной на гипертрофированных общинных установках идентификации членов общества как «своих» или «чужих»; апологетикой насильственного установления «социальной справедливости»; наличием в качествемотивации правового поведения стремления к классовой мести ирасправе с классовыми врагами [1, с. 22], базированием на обязанностях перед государством и ответственности [8, с. 159-160].

Сформировались устойчивые шаблоны пролетарского нигилистического поведения. В 20-е гг. и у крестьян углубилось негативное отношение к большевистской власти, ибо, по их мнению, она не защищала их интересы в должной мере. Гражданская война привела к жесткому правовому нигилизму и всякому отрицанию правовой культуры. Право стало всего лишь средством реализации политической доктрины государства. Ему диктовали, каким ему быть [8, с. 142]. Имела место идеологическая инверсия – негативное отношение к буржуазному праву было перенесено на право как таковое, которое поначалу и не мыслилось иначе, как буржуазное (НЭПовское). Свою негативную роль сыграла формула об отмирании права. Право рассматривалось как нечто временное, не имеющее особой ценности [8, с. 149]. Нигилистическое отношение к праву усугублялось партийными и местническими амбициями, расширением практики политических фальсификаций на местном уровне, прямым вмешательством партийных органов в работу судов. Формировались двойные стандарты поведения – для членов партии и простых граждан [13, с. 13-17].

Поначалу учеными (П. И. Стучка, М. А. Рейснер) на первый план были выдвинуты психологические и социологические аспекты правосознания. Однако это продолжалось недолго. В соответствии с марксистско-ленинским подходом к пониманию правосознания было установлено, что правосознание является сложным, опосредованным и многообразным отражением общественного бытия, которое определяется экономическим базисом общества. Учеными были выделены такие черты социалистического правосознания как народность, классовость и партий­ность [9, с. 91].

По окончании гражданской войны власть посредством комплексаорганизационных и политических мероприятий занялась формированием качественно нового, советского правосознания. Это стало важной политической задачей. При этом ставка была сделана на правильное формирование именно пролетарского правосознания. Это объяснялось тем, что рабочий класс не может самостоятельно плодить социальные иллюзии. Констатировалась необходимость «оцивилизования» пролетариата – преодоленияего культурной отсталости, маргинализации, которые в основном являлись следствиями изменений социального статуса. Внутренняя культура человека еще не была сформирована, а старые социальные регуляторы уже утратили на него свое влияние. Безграмотность в стране в 1920 г. достигала 41,7% [20].  Как отмечал в своих трудах В.И. Ленин, даже с буржуазной культурой дела в России обстояли неважно. Скорее, для населения была характерна полуазиатская бескультурность [4, с. 230, 233]. В обычной жизни люди опирались исключительно на свой и чужой опыт. Наблюдалась всеобщая правовая неосведомленность. Избыточная роль коллективных настроений, игнорирующих нравственный суверенитет личности, породила всеобщий психологический дискомфорт, неуверенность и агрессию [8, с. 182]. Ситуация усугублялось обесценением религии. Ценности приобрели классовый характер и в основном были абстрактны и декларативны. Социально активные личности могли проявить себя только как исполнители. Вместе с тем, нельзя было недооценивать высокую адаптивность массового правосознания, которая была обусловлена правовым нигилизмом, патернализмом, персонифицированным восприятием государственной власти, социоцентризмом, эгалитаризмом, синкретизмом, инверсионализмом (симбиозом противоположных интенций) [1, с. 19]. Это давало возможность делать оптимистические прогнозы относительно становления нового социалистического (советского) правосознания.

Таким образом, подлинного научного изучения проблемы правосознания не было. Вопрос о преемственности правовых традиций не ставился и в существовавших условиях ставиться не мог. Народная культура хранилась только в живой памяти людей. Происходило распыление уникального российского правосознания и русского национального самосознания, однако его корни истребить полностью так и не удалось. Даже в революционное время эксплуатировались идеи «совести», хотя и революционной, правосознания, духа закона, что было заложено в генетический код русской нации. Сохранилась применение аналогии закона и аналогии права, а это как раз те случаи, когда активно работает правосознание человека. 

1. Абдурахманова И. В. Рефлексия «революционной законности» в массовом правосознании 1917-1921 гг. // Философия права. 2008. № 3.
2. Бабун Р. Общее учение о праве и государстве. М.: Юрид. изд-во НКЮ УССР, 1925.
3. Бердяев Н. А. Философия неравенства / сост. и отв. ред. О. А. Платонов. М.: Институт русской цивилизации, 2012.
4. Бонч-Бруевич В. Д. Воспоминания о В.И. Ленине. М.: Наука, 1969.
5. Бранденбургский Я. Н. Просто законность или революционная законность // Еженедельник советской юстиции. 1922. № 32.
6. Галанза П. Н. Психологическая теория права и марксизм // Ученые записки Казанского ун-та. 1929. № 1.
7. Демченко Т. И. Правовое сознание в древнерусской и российской государственно-правовой жизни: автореф. дис. … докт. юрид. наук. Ставрополь, 2011.
8. Евстратов А. М. Правосознание и правовая культура в период формирования Советского государства в 1920-е – 1930-е годы: дис. … докт. юрид. наук. М., 2003.
9. Ельчанинова О. Ю. Правосознание советского крестьянства периода «оттепели»: традиции и новации историографии // Вектор науки ТГУ. 2012. № 2.
10. Исаев М. М. Общая часть уголовного права Р.С.Ф.С.Р. Л.: Госиздат, 1925.
11. Курский Д. И. Избранные статьи и речи / сост. Г. Н. Амфитеатров, А. С. Курский, М. Л. Шифман. М.: Юрид. изд-во МЮ СССР, 1948.
12. Мицкевич А. В. Роль революционного правосознания в формиро¬вании конституционных принципов Советского государства // Труды юбилейной сессии Института права АН СССР, посвященной 40-летию первой Советской Конституции 1918 г. М.: АН СССР, 1959.
13. Никулин В. В. Концепция правосознания в правовой действительности Советской России (1920-е гг.) // Вестник МГОУ. Серия «Юриспруденция». 2012. № 2.
14. Разумовский И. П. Детские и старческие болезни в правовой теории // Под знаменем марксизма. 1925. № 5-6.
15. Разумовский И. П.: Октябрьская революция и методология права // Под знаменем марксизма. 1927. № 10-11.
16. Разумовский И. П. Сущность идеологического воззрения // Вестник Социалистической академии. 1923. Кн. 4.
17. Рейснер М. А. Государство буржуазии и Р.С.Ф.С.Р. В 3 ч. М.: Петроград: Госиздат, 1923.
18. Рейснер М. А. Право. Наше право. Чужое право. Общее право. М.-Петроград: Госиздат, 1925.
19. Рейснер М. А. Право и революция. Петроград: Книгоизд-во И.Р. Белопольского, 1917.
20. Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХНДНИ). Ф. 17. Оп. 60. Д. 441. Л. 60.
21. Соловьев Э. Правовой нигилизм и гуманистический смысл права // Квинэссенция. Философский альманах / сост. В.И. Мудрагей, В.И. Усанов. М.: Политиздат, 1990.
22. Стучка П. И. Правосознание // Энциклопедия государства и права в 3 т. Т. 3 / Под ред. П. И. Стучки. М.: Изд-во Комакадемии, 1927.
23. Стучка П. И. Революционная роль права и государства. Общее учение о праве. М.: Изд-во Комакадемии, 1924.
24. Стучка П. И. Революционная роль советского права. Хрестоматия-пособие для курса «Введение в советское право». М.: Сов. законодательство, 1931.
25. Трайнин А. Наши задачи. О революционной законности // Право и жизнь. 1922. № 1.
26. Фарбер И. Е. Правосознание как форма общественного сознания. М.: Госюриздат, 1963.
27. Фиолетов Н. Н. Понятие социалистического правосознания в советском праве // Право и суд. 1925. № 1.
28. Чельцов-Бебутов М. А. Социалистическое правосознание и уголовное право революции. Харьков: Юрид. изд-во НКЮ УСССР, 1924.
29. Щедрин О. С. Этнические особенности русского правосознания: автореф. дис. …канд. юрид. наук. Р-н-Д., 2004.

Комментарии пользователей:

14.12.2016, 10:28 Адибекян Оганес Александрович Отзыв: Адибекян Оганес Александрович. Уважаемая Ирина Владимирована! Стоило вам учесть и оговорить, что «правосознание» - часть «общественного сознания», взгляды общества на «право», а «право», в широком толковании этого термина, возможность личности действовать свободно, без страха перед осуждением, наказанием, а в узком - состав конституционных положений, юридических законов, принятых властью государства, обязательные для соблюдения их гражданами в составе и позволений, и недопущений и обязательств. При том, что в каждом государстве право во втором смысле одно и то же, его представленность в общественном сознании разное. Дело не только в том, что есть мифологические, религиозные, философские, идеологические и научные знания, отличающиеся степенью объективности, фактической обоснованности или гипотетичностью. Дело еще и в том, что общество состоит из множества подгрупп, где нации, люди разных религиозных верований, бедные и богатые, рядовые и политическо-элитные, члены которых увязывают свои удобства жизни с государственным устройством, содержанием действующих юридических норм. Если наличные условия не подходят, нужно их менять. Чтобы это удалось, нужно захватить власть. Чтобы этот захват удался, нужна поддержка какой-то части населения. Чтобы население решилось, для них потребно идеологизированное общественное сознание с понимание выгод от изменений. Чтобы власть вдруг не отобрали, в царские годы в России пресекалось вольнодумие, была запущена цензура. Чтобы господствующие прежде социальные группы при социализме в своей позиции не восстановились, была запущена своя цензура. Сейчас социалистический подход отступает, восстанавливается капиталистическо-религиозный, чтобы социализм не повторился. Я не думаю, что использованные Вами авторы все это учли. Если Вы с чем-то не согласны, то должны осудить, но с обоснованием.

Оставить комментарий