Разделы: Литература
Размещена 21.02.2017.
Просмотров - 2016

Еврейская тема в творчестве Ф.М. Достоевского (на примере романа «Братья Карамазовы»)

Бескровная Елена Наумовна

кандидат филологических наук

ВУЗ "Международный гуманитарно-педагогический институт "Бейт-Хана"

преподаватель

УДК 82(569.4)

Одной из самых интересных тем в истории мирового литературоведения является тема взаимодействия художественного произведения и Библии. Однако, в период становления советского литературоведения не изучалась проблема текста и Библии в творчестве славянских писателей. В 30-80 годах прошлого века Библия считалась запрещенным религиозным источником и к ней фактически не обращались ученые. Вместе с тем проблема Достоевский и евреи изучалась в период перестройки в книге Когана [4] и в научной статье «Соловьев и Достоевский о еврейском и христианском вопросах» [5]

В нашей работе мы не пытаемся соединить иудаизм и христианство. Напротив, говоря о Достоевском мы не отрицаем традиционно бытующего мнения о том, что Достоевский не зная Вавилонского Талмуда в какой-то мере не долюбливал  евреев. Кроме того, мы традиционно возвращаемся к дореволюционной схеме изучения литературы и рассматриваем творчество этого писателя сквозь призму Христианства, сравнивая с иудейско-хасидской традицией, близкой в решении основного вопроса философии у христианской православной традиции.

Если говорить о  творчестве Федора Михайловича Достоевского и его отношении к «еврейскому вопросу», то здесь нельзя принимать одну точку зрения, крайне левую или же крайне правую. Задача состоит в том, чтобы ответить на вопрос, почему при всем при том, что Достоевского считали юдофобом, в частности, Вл.Соловьев и русско-еврейские писатели, такие как Лев Навахович, он остается на сегодняшний день одним из самых любимых писателей в Израиле.

В «Дневнике писателя» за 1873 год сам писатель подчеркивал: «Настоящие, правильные капиталы возникают в стране не иначе как основываясь на всеобщем трудовом благосостоянии ее, иначе могут образоваться лишь капиталы кулаков и жидов. Так и будет, если дело продолжится, если сам народ не опомнится; а интеллигенция не поможет ему. Если не опомниться, то весь целиком, в самое малое время очутиться в руках у всевозможных жидков, и уж тут никакая община его не спасет: будут лишь общесолидарные нищие, заложившиеся и закабалившиеся всей общиной, а жиды и кулаки будут выплачивать за них бюджет… Жидки будут пить народную кровь и питаться развратом и унижением народным, но так как они будут платить бюджет, то, стало быть, их же надо будет поддерживать». [1, т.21, с.95]

Несомненно, что истоки юдофобии Достоевского лежат в христианстве, причем, в христианстве бытового уровня. Складывается впечатление, что он не может выбраться из этого невежества и избавиться от убеждений. Ответ на вопрос о том, в чем причины таких убеждений находит Вл.Соловьев в своей статье «Заметка в защиту Достоевского от обвинения в «Новом христианстве», который пишет: «Если вся истина в одной гуманности, то при чем же тут христианская религия? Зачем тогда и говорить о ней вместо того, чтобы прямо исповедовать просто гуманность? Если цель жизни достигается естественным прогрессом и состоит в земном благоденствии, тогда зачем же связывать это с такою религией, которая вся держится тайной, чудом и подвигом?

 Наконец, если все дело религии в одном человеческом чувстве любви, то это значит, что у религии нет никакого дела , нет и у ней самой никакой надобности» [1, т.21, с.55]

Это подчеркивает именно ограниченность в понимании Достоевским христианской религии, в ее отступлении и запретах Вавилонского и Иерусалимского Талмуда. Именно об этой ограниченности и писал С.Г.Фруг в своем стихотворении «Две картины», которое было напечатано в 1882 году в журнале «Восход». Эпиграфом «Manch Bild vergessener Zeiten Steigt anfans semen Grab» (То, что построило забывчатое время, не разрушит забвенная могила) Фруг открывает страницу истории христианства эпохи Возрождения в Европе. Поэт противопоставляет «кроткий взор подъятый к небу и молитву на устах» суду инквизиции над марранами и ему кажется насмешкой надпись «Праздник Всепрощающей любви». Эпиграф ко второй части «Andre Zeiten – andre Vogel, andre Vogel – andre Lieder» (Время подобно птице, птица подобна песне.) ближе для поэта потому, что здесь Фруг движется от первооснов религии рационализма к истории еврейского народа. В своём произведении Фруг говорит о мечте человека, которая, по его мнению, подобна песне:

                            Братства, равенства и счастья

                            Восходящая звезда…

                            Светоч мысли, знамя правды,

                            Пир свободы и труда. [8, с.160]

Но реальная действительность мешает этим идеям развиваться, потому что

                          …Гул толпы и свист, и хохот,

                          Дым пожара, крик детей…

                          Стоны девушек… проклятья…

                          Вопли жён и матерей. [8, с.160]

Поэт отказывается от комментариев, так как трагедия еврейского народа становится болью его сердца, поэтому он пишет: «Картина эта не окончена пока…»

Вся суть юдофобии Достоевского сводится к тем источникам, по которым он учился и к тому окружению, в котором он воспитывался и это отражается в его произведениях.

Так в «Дневнике писателя» за 1877 год мы встречаемся со следующим обращением к «неизвестному корреспонденту» как выражается сам Достоевский: «…в сердце моей этой ненависти не было никогда и те из евреев, которые знакомы со мной и были в сношениях со мной, это знают, то и, с самого начала и прежде всякого слова, с себя это обвинение снимаю, раз навсегда, с тем, чтоб уж потом об этом и не упоминать особенно. Уж не потому ли обвиняют меня в «ненависти», что я называю иногда еврея «жидом»? Но, во-первых, я не думал, чтоб это было так обидно, а во-вторых слово «жид», сколько я помню, я упоминал всегда для обозначения известной идеи: «жид, жидовщина, жидовское царство» тут обозначалось известное понятие, характеристика, направление века.». [1, т.21, с.101]

Достоевский не углубляется в историю еврейского народа, хотя она тесно связана с христианством. Он делает свой окончательный и ничем не обоснованный вывод: «Еврей предлагает посредничество, торгует чужим трудом. Капитал есть накопленный труд; еврей любит торговать чужим трудом! Но все же это пока ничего не изменяет; зато верхушка евреев воцаряется над человечеством все сильнее и тверже и стремиться дать миру свой облик и свою суть. Евреи все кричат, что есть же и между ними хорошие люди. О боже! Да разве в этом дело? … Пусть еврей покажет и сам сколько-нибудь братского чувства…» [1, т.26, с.85-87]

Этот элемент как раз и отражен в романе «Братья Карамазовы». Не хотя обидеть евреев Ф.М. Достоевский все-таки обижает их.

Прежде всего, рассматривая Достоевского, мы обращаем внимание на тот факт, что по своим религиозным убеждениям Достоевский принадлежал к Православному Христианству.

Тема Божественного откровения в творчестве Федора Михайловича Достоевского  все-таки тесно связана с Христианством…

Христианство возникает в душе писателя и тесно связано, с одной стороны, с прочтением Евангелия от Луки, а, с другой, с непосредственным описанием фактов, которые существовали в повседневной жизни и непосредственно окружали писателя, где биографические данные составляют неотъемлемую часть произведений писателя.

Роман «Братья Карамазовы» был написан Достоевским в том возрасте, когда можно говорить именно о зрелости человека. 29 июля 1879 года писатель подчеркивал в письме к В.Ф. Пуцыковичу «… никогда ни на какое сочинение мое не смотрел серьезнее чем на это».

Именно эти слова как нельзя лучше и характеризуют не только сюжетную канву, но и художественные образы романа в философском осмыслении Библии.

Библия для Достоевского это прежде всего покаяние, в котором Иисус Христос – мученик. Но Мученник Иисус Христос в образах семьи Карамазовых принимает на себя не просто мучения всего человечества, но и глубоко проникает в души героев фактически становясь Великим Инквизитором. При этом писатель обращается именно к образу Девы Марии как заступнице всех страждущих на Земле:

«… пораженная и плачущая Богоматерь падает перед престолом Божьим и просит всем во аде помилования, всем, которых она видела там без различия» [2,  с.225)

Этот образ у Достоевского удачно сочетается с картинами Леонардо да Винчи, где Мария представлена в разном восприятии Художника и является частью могущества Божественного откровения:

«Пятнадцать веков уже минуло тому, как он дал обетование прийти во царствие своем, пятнадцать веков, как пророк его написал: « Се грядешу скоро», «О дне и о сем часе знает и сын, токмо лишь отец мой небесный, как изрек он сам еще на земле. Но человечество ждет его с прежней верой и с прежним умилением. О, с большой даже верой, ибо пятнадцать веков уже минуло с тех пор, как прекратились залоги с небес человеку:

                   Верь тому, что сердце скажет,

                   Нет залогов от небес» [2, с.225]

Но, Бог запечатливший свой образ вновь и вновь спускается с небес и благодарит Человека за те чудеса, которые он совершает во блага Господа. Этот образ Создателя вновь и вновь наполняет Божественную Душу также как и образ всего Человечества и каждый из нас наполняясь светом Божества заново и заново несет свою религию людям.

Чаша стоящая перед Божьим престолом наполняется по мнению Достоевского-Фруга принимает на себя слезинку каждого ребенка прошедшего через Престол Божий и наполняясь новым содержанием спускается на Землю, чтобы освятить ее.

Именно святость престола Божьего, по мнению Достоевского, и радует каждого из героев произведения. И матерь Божья, сошедшая на Землю, благославляет каждого из нас на создание своих «Братьев Карамазовых».

Главным провозвестником Великой Инквизиции, способной судить людей, с точки зрения Ф.М. Достоевского выступает Алеша Карамазов – человек, фактически, с первого момента появления в романе не отличающийся особым стремлением к Божественному ремеслу… Его направил на путь праведный старец Зосима, связав народ Божий и инока как провозвестника царства Божия на земле:

«Кто же уверовал в народ Божий, тот узрит и святыню его…. И за слово Христово без примера?  Гибель народа без слова Божия, ибо жаждет душа его слова и всякого прекрасного восприятия…» [2, с.267]

Лик Иисуса Христа вызывает ясную благость у старца Засимы, а в дальнейшем и у Алеши Карамазова. Он встает и духовно совершенствуется:

«И увидит сам, что милостив народ наш и благодарен, отблагодарит во сто крат.; помня радения иерея и умиленные слова его, поможет ему на ниве его добровольно, поможет ему и в доме его, да с уважением воздаст ему больше прежнего… Кто не верит в Бога, тот и в народ Божий не поверит.. Кто уверовал в народ Божий, тот узрит и святыню его» [2, с.267]

Именно народ к лицезрению которого принадлежит Православие и создает старца Зосиму.

Создается впечатление, что старец Зосима является звеном единения между Иисусом Христом и Алешей Карамазовым. Нет, Карамазов не убьет своего брата Дмитрия, он поможет душе его подняться на вершину жизни. Ибо любовь к женщине, воплотившей в себя Богоматерь воистину сравнима с любовью к Богу и делам праведным его. Вводя в канву сюжета Зосиму и Алешу Карамазова и объединяя, их Достоевский прокладывает путь жизни виноградной лозы как символа царства Божия на Земле. Оно по мнению Достоевского придет не скоро, но только тогда, когда возникнет мост, приведший Мессию в царство света и добра земное.

Царство света и добра Земного видится самому Достоевскому идущим через светлый путь раскрытия души Дмитрия Федоровича Карамазова в тот самый момент, когда он сопоставляет свою любовь к Грушеньке с царствием земным в Бытие:

«Чтоб из низости душою

Мог подняться человек,

С древней матерью Землею

Он вступи в союз навек.

Но только вот в чем дело: я не вступлю в союз с землею навек? Я не целую землю, не врезаю ей грудь…Я иду и не знаю: в вонь ли я попал и позор или в свет и радость… Потому что я Карамазов. Потому, что если уже полечу в бездну, то так-таки прямо, головою вниз и вверх пятами, и даже доволен, что именно в унизительном таком положении падаю и считаю для себя это красотой. И вдруг начинаю гимн. Пусть я проклят… но пусть я целую край той ризы, в которую облекается Бог мой, пусть я иду в тоже самое время вслед за чертом, но все-таки я твой сын Господи, и люблю тебя, и ощущаю радость, без которой нельзя миру стоять и быть.

Душу божьего творенья

Радость вечная поит,

Тайной силою броженья

Кубок жизни пламенит…» [2, с.99]

Именно Бог вселяется в душу Дмитрия Карамазова и руководит его поступками и в этом заключен весь Достоевский пылающий и страстный. Нет! Он не хочет мира и спокоя душе своей, он хочет страдать и страдать за весь народ, который его окружает… страдать за все страдания, которыми страдал Господь и в этом он видит смысл счастья Одного Человека. Да, человек несчастлив, потому, что он одинок в этом мире, потому что его страдания, кроме Господа не может разделить с ним никто. Может поэтому и умирает мальчик Илюша, а Дмитрий Карамазов не находит счастья на земле. Он одинок в своих поступках и его страдания может понять только Бог. Но Бог спускается на Землю и судит. Судит, имея обличье Алеши Карамазова.

Алеша является главным контекстным стержнем произведения, и он подобен Богу вокруг которого собираются люди и он их судит по Божественным понятиям в контексте осмысления исполнения заповедей Божьих на Земле.

Пусть он не достаточно строг и недостаточно служит своей епархии, но именно он олицетворяет всю Россию с ее верой в Иисуса Христа, которого дева Мария вложила  все молоко Матери, делая попытку объединить в себе все человечество.

Особый интерес вызывает и Иван Карамазов с его «Повестью о Великом Инквизиторе», основанной, по мнению писателя, на «Евангелии от Луки»

«Знаете ли Вы, что Вы Божий Храм. И Дух Божий в Вас. И кто разрушает Божий Храм – тот уничтожает Бога, ибо Храм Божий Святой, и Храм – это Вы!» (Послание святого Павла к корифянянам, 3, 16)

Божий Храм – это женщина, ибо порождает она детей Его и растит их на благо царствия его, поэтому главной целью сюжетной линии Достоевского, во многом основанной на образе Грушеньки, слившейся для Достоевского с образом Богини, то и Богоматерь в рассказе Ивана Карамазова о Великом Инквизиторе начинает свой путь со страданий за Человечество. Она как бы переносит страдания всех людей на себя.

« И сказал Он: Сыну Человеческому будет судьба попасть в руки грешных людей и распятым быть, и воскреснуть третьего дня » (Евангелие от Луки, 24, 7)

Образ Сына Человеческого сливается с судьбою писателя и является не только составной частью его Автобиографии. Чудодейственное избавление всех страждущих у Достоевского связано с воскресением Лазаря. В дальнейшем этот подход приводит писателя к старцу Зосиме и его праведному пути.

« про него говорили, что он именно привязывается душой к тому, кто грешнее, и кто всех более грешен, того он всех более и возлюбит…» [2, с.28]

Именно старец Зосима больше и глубже понимал странную душу Дмитрия Карамазова и за муки возлюбил его. Нет! Это не старец Зосима. Это сам писатель хочет раскрыть нам свою душу, воспевая смысл Любви девы Марии. Божество для Достоевского – это символ страдания каждого человека, заключенного в мысли неразрешимости и сияния над Землей постижения сути Души Человеческой. Человек мыслит и страдает и значит живет – ибо прекрасен его полет в Храме Божьем и не оторваться ему от Богочеловека. Он не просто раб его. Он раб его мысли, в чувстве незаменимом в страданиях перед Людьми. Он Человек и это превыше всего, ибо только Человек способен сохранить суть Господа Великого. В этом чувство Бога и постижение его людьми.

Но в тоже время чувственным восприятием Божества и окружающих его людей писатель наделяет его двух братьев Ивана Карамазова и Дмитрия Карамазова. Кстати, именно второго как раз и характеризует возвышенное отношение к женщине как к Богине. В творчестве Достоевского удивительно крепко соединены две традиции христианская и греческая, характеризующие всю русскую культуру, начиная с Синодального перевода Библии на русский язык. Но, одновременно, Дмитрий Петрович Карамазов слишком односторонен, так как ставит Грушеньку превыше всего и даже ради нее готов на любое преступление. Это понимание женщины как Богини в дальнейшем переходит к Блоку и к его Прекрасной Даме.

Но главное, что хочет показать Достоевский – это то что путь любого человека является путем Иисуса Христа, заключенного в маленьком Илюше. Согласно сюжетной линии романа маленький Илюша, по мнению Достоевского, должен умереть, как умирает всеми забытый еврейский народ. Эта параллель проходит через душу поручика Касаткина , восклицающего «если я забуду тебя Иерусалим…»

Иерусалим – не забыть! Ведь именно Он создал и Иегуду Галеви и М.Светлова со своей «Гренадой», идущей по стопам Великого классика Иегуды Галеви,

Светлов обращается к Испанской средневековой поэзии и мы здесь ощущаем песнь Иегуды Галеви:

         Но песню иную, о дальней земле,

         Возил мой приятель с собою в седле,

         Он пел, озирая родные края:

         Гренада! Гренада! Гренада, моя!.

Тема родной Украины у Светлова лежит в рамках Родины и биографии Иегуды Галеви, который был убит Сарацином, когда пел Песнь Песней Иерусалиму:

         Убитое тело наземь сползло,

         Товарищ впервые оставил седло,

         Я видел над трупом склонилась луна

         И мертвые губы шепнули: «Грена…» [6, c.156]

Христианство Достоевского идет от Ветхого Завета к Новому. Он как Моисей выводит народ из Египта и воспевает его в Душе Человеческой «Песни Песней», родившей всю литературу Земную и воплотившей ее в Земле Израилевой. И никогда не забудет христианин Иерусалим, ибо он воплощение жизни на Земле, взрастившей и возлюбившей нас. Мы дети Иисуса Христа, мы дети Земли. Именно с этими мыслями возвращается Иисус Христос в душу Великого  Инквизитора – Алеши Карамазова.

1. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в тридцати томах. – Ленинград: Наука, 1976 – т.1-31а
2. Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы. - // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в тридцати томах. – Ленинград: Наука, 1976 – т.14 – с.3-510
3. Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы. - // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в тридцати томах. – Ленинград: Наука, 1976 – т.15 – с.3-197
4. Коган Л. Еврейская русскоязычная литература – Иерусалим – 2000 – 460 с.
5. Корнблатт Ю.Д., Розеншильд Г. Соловьев и Достоевский о еврейском и христианском вопросах - // Историко-философский ежегодник – 98 – Москва – 2000 – с.226-232
6. Пять тысяч любимых строк. – Москва: Молодая гвардия, 1976 – 207 с.
7. Фред Джон Мелдоу. Мессия в Ветхом и Новом Заветах – Белмавр – 1990 – 108 с.
8. Фруг С.Г. Стихотворения. – СПб, б-г.

Рецензии:

1.03.2017, 5:00 Александрова Елена Геннадьевна
Рецензия: Весьма спорный и неоднозначный вопрос. Постановка темы статьи и ее осмысление слишком "натянутые" и односторонние. Не думаю, что "верейский" вопрос был настолько глубоким для Ф.М. Достоевского. Осмысление Библейской истории, духовных, нравственных начал бытия, безусловно, является одним из основных направлений движения авторской мысли XIX века, однако, данная проблема не являлась только "еврейской". Она намного шире и глубже национального "признака".

Комментарии пользователей:

21.02.2017, 18:57 Эрштейн Леонид Борисович Отзыв: За уши притянуто. Иисус, конечно, был евреем, но из этого не следует, что когда писатель пишет о христианстве он обсуждает еврейский вопрос. Автор статьи не приводит не одного факта в котором бы Достоевский писал непосредственно о евреях в своих произведениях. Будучи православным христианином он и писал о христианстве. Научная ценность данной статьи представляется весьма сомнительной, хотя я не литературовед. Ну посему и пишу только отзыв.

22.02.2017, 15:48 Бескровная Елена Наумовна Отзыв: я еще раз пересмотрю статью и учту все пожелания рецензента

22.02.2017, 15:53 Эрштейн Леонид Борисович Отзыв: Я не рецензент. Я просто отзыв написал. Я написал, что я думаю, без всяких заключений. Но в статье настолько оригинально поставлен вопрос, что право слово, я очень удивлен. Исходя из статьи любое обращение к Иисусу есть еврейский вопрос. Однако...

Оставить комментарий