Статья опубликована в №52 (декабрь) 2017
Разделы: Литература
Размещена 19.12.2017. Последняя правка: 19.12.2017.
Просмотров - 1545

АНГЛОЯЗЫЧНАЯ НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА – КАК СОЦИАЛЬНО-КУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН

Ахмедов Рафаэль Шарифович

Магистр

Гулистанский государственный университет

Кафедра английского языка и литературы, преподаватель

УДК 82.01

В данной статье рассматривается гипотетическая литература (не будем пока использовать термин «НФ») как специфический метод создания и передачи значения, то есть как определенный тип культурного языка, который появился под влиянием серии современных объективных факторов. Следовательно, в первую очередь необходимо сконцентрировать внимание на социально-культурных функциях гипотетической литературы для того, чтобы позже ссылаться на них в тексте.

Адекватное восприятие гипотетической литературы возможно, если читатель или литературный критик принимает начальные правила её игры: все созданное в литературе данного типа  должно восприниматься как что-то выходящее за пределы нашего персонального и общественного опыта, как существующее вне реальности и независимо от неё. Действительно, если гипотетическая литература ссылалась бы на действительность, то в этом случае она не отличалась бы от обычного изобретения и не сыграла бы специфическую роль в культурной жизни человека. Гипотетическая литература способна создавать и передавать социально значимое содержание, поскольку её образы во все времена и на глубоком уровне аналогичны образам действительности, которые могут быть обнаружены в общественном сознании. Этот фактор позволяет читателю заменять элементы из предложенных ему гипотетических моделей на действительность его собственного опыта, что является необходимым условием для восприятия любого типа художественной литературы.                

Разделяя на части, казалось бы, неделимый мир, перенося читателя за рамки допустимых пределов, подтвержденных его восприятием эмпирической действительности, гипотетическая литература воспроизводит в своих моделях определенные характеристики, которые, предположительно со стороны писателя, существенны для гипотетической действительности, которую он создаёт в своём произведении. Таким образом, писатель заставляет читателя проводить аналогию между художественными  моделями и реальным опытом. Но специфичность гипотетической литературы заключается в том, что характеристики-аналогии очень часто глубоко скрыты в образах, которые не совпадают с принятыми читателями представлениями о действительности. Подобное использование художественных моделей за пределами приемлемых понятий о том, что возможно, а что – нет, является главным инструментом гипотетической литературы. Писатель, применяющий этот инструмент, обнаруживает в своём произведении определенные элементы собственного знания окружающего мира, в то же самое время, отвергая их, придавая им черты, чуждые нашему миру. Читатель, с другой стороны, интерпретируя текст на основе своего собственного опыта, может также воспринимать действительность в новом свете, проводя аналогии с теми элементами, из которых создана гипотетическая модель произведения. Таким образом,  сама художественная модель одновременно и отрицается и подтверждается. Такое двойное значение становится результатом синтеза нетривиального знания и способно обогатить общественное сознание.                

Ни одно из направлений в современной литературе пока не обнаружило подобной черты, свойственной гипотетической литературе, которая, в результате, рассматривается в данной статье как специфическая литературная система. Данный метод литературного моделирования – перевод человеческого опыта на язык гипотетических (предположительных) образов – одно из древнейших явлений в истории литературы. Этот метод появился вскоре после провала универсального мифологического мировоззрения, приблизительно в III веке до н.э. Мениппова сатира – жанр античной литературы, который характеризуется свободным соединением стихов и прозы, серьезности и комизма, философских рассуждений и сатирического осмеяния, общей пародийной установкой, а также пристрастием к фантастическим ситуациям (полет на небо, нисхождение в преисподнюю, беседа мертвецов). Мениппея создавала для персонажей возможность свободного от всяких условностей поведения и мышления. Именно эта характеристика была заимствована гипотетической литературой. Часто к гипотетической мениппее относят некоторые произведения более современных авторов, таких как Франсуа Рабле, Фёдора Достоевского, Михаила Булгакова, Сирано де Бержерака, Джонатана Свифта, Вольтера, Мэри Шелли  и других.

Для того чтобы правильно воспринимать современную гипотетическую литературу, необходимо выявить ту специфическую особенность, которая не была ей присуща в древности или в XVII-XVIII века. В моём понимании эту особенность можно выразить следующим образом: гипотетическая литература как система первоначально основывалась на осознании зависимости своих моделей от моделей реализма. Современная гипотетическая литература не использует в своем мире аллегорические образы действительности для выражения слегка измененного в допустимых пределах значения. Современная гипотетическая литература ценна своим первичным значением. Эта особенность является чёткой границей между гипотетической литературой современности и её многочисленными проявлениями (как в теме, так и в содержании) в более ранние эпохи. Независимо от того, как широка взаимосвязь между гипотетической моделью и миром человеческого опыта, эта корреляция теперь не является обязательным компонентом. Главным критерием гипотетической литературы на современном этапе её развития стало понимания внутренней целостности, независимости «нереальной действительности», которая создает замкнутую логику художественной модели. Если аллегория предлагает читателю уже известный мир, только «перевёрнутый наизнанку», то современная гипотетическая литература создает свой новый неповторимый мир. Подобная автономия, неподчиненная общепринятым законам человеческого опыта, является характерной чертой современной гипотетической литературы.                

Однако все вышесказанное не означает, что элементы гипотетической литературы однородны и имеют идентичное происхождение. Все литературные виды, жанры, направления объединяет лишь их общая цель – передача информации. Но эта цель так обобщенно и грубо определена, что сама по себе не может объяснить специфику каждого элемента в отдельности, а также ответить на вопрос, почему именно гипотетическая литература развивается быстрее. По-мнению таких литературных критиков, как Роджер Лакхёрст, Катерин Хайлес, Ларри Маккаферри, Фредрик Джеймсон и других, причиной интенсивного развития гипотетической литературы является заложенная в ней способность ассимилировать разнообразные элементы и подавать их читателю в виде некого симбиотического единства. Чаще всего в гипотетической литературе можно рассмотреть черты гротеска, пародии и утопии, но все дополнительные элементы и аспекты при этом подчинены главному специфическому принципу, который обеспечивает гипотетической литературе автономность и самостоятельность. Гипотетическая литература в своём чистом виде – НФ – представляет собой лишь небольшую часть от общего потока, и может быть представлена такими произведениями, как, например, «Город» Клиффорда Саймака или «Чёрный хищник» Альфреда Ван Вогта.

В качестве интересного примера можно привести роман Хаксли «Brave New World». Роман начала 1930-х оказал огромное влияние на развитие гипотетической литературы, но он интересует критиков и специалистов в области фантастики не только как одно из выдающихся произведений жанра. Главная причина в следующем. В романе присутствуют множество чужеродных для гипотетической литературы элементов, но благодаря мастерству автора и применению метода моделирования (который впоследствии стал неотъемлемой частью большинства произведений НФ), все эти элементы гармонично дополнили фантастическую основу и создали тот самый симбиоз, о котором на современном этапе развития НФ говорят почти все видные теоретики.

Целью Хаксли было вызвать литературную полемику с романами-утопиями Герберта Уэллса. Хаксли берёт на вооружение приём гротеска при создании антиутопии, отрицающей величие «цивилизации машин» и создает свою модель мира, экстраполируя несколько тенденций современной жизни. Это привело к тому, что автору романа пришлось не только провести глубокую конструкцию своего литературного мира, но и обосновать логическую структуру, действующую в этом мире. Именно это делает роман Хаксли одним из выдающихся произведений гипотетической литературы.              

На самом деле, некоторые элементы структуры романа не гармонируют с остальной частью, кажутся чуждыми. Скорее всего, именно по этой причине первоначально роман не воспринимался как гипотетический. Восприятие читателем текста в качестве элемента определенного направления в литературе и использование читателем характерных для этого направления механизмов перцепции – одно из главнейших условий для адекватного понимания его смысла. Например, многочисленные технологические описания и социологические дискуссии в романе Хаксли кажутся просто неестественными, особенно если читатель рассматривает их только как пародию. То же самое можно сказать и о последнем споре между основным героем романа и мировым контролером Мустафой Мондом, который очень важен с точки зрения смыслового восприятия всего произведения. В действительности, этот спор о социально-философской модели различных возможных вариантов эволюции человеческой культуры вызывает трагические противоречия. Сюжетные линии о Савадже, будучи «моделью в пределах другой модели», это поиск альтернативного решения, и в результате, критика уже не может установить прямой связи сюжета с сатирической антиутопией. Идеи «анти-машинного общества» и «хищных вещей современности» трудно воспринимаются читателем не потому, что они слабо аргументированы, а, наоборот. Вышеупомянутые идеи слишком легко соответствуют техническим возможностям и в сюжете принимают крайне банальную форму. На первый взгляд это выглядит как прямое опровержение идеалов Уэллса. Необходимо отметить, что именно этот аспект романа был наиболее слабо оценен первыми читателями. В конце концов, традиционная интерпретация конфликта человека и машин связана только с темой сбоя в определенных функциях у последних. Можно вспомнить тему Франкенштейна у Мери Шелли, чудовища Доктора Моро у Герберта Уэллса, Машину у Форстера. Но сегодня необычность моделей Хаксли стала более очевидной. Одна из них, например, напрямую ссылается на тему экологического кризиса.                

Конечно, полемика очень часто расширяет горизонты критицизма и помогает оценить определенные, до этого не рассматриваемые, аспекты произведения. Но эти «неочевидные» аспекты интересны, в первую очередь, для литературного критика или историка. Когда был опубликован роман «Brave New World» Хаксли, Уэллс был более известным и читаемым автором на родине (до Второй мировой войны), и своеобразные идеи Хаксли за мнимую схожесть были названы литературными критиками «дополнением к тематике Уэллса». Но современная критика уже отдаёт идейный и тематический приоритет предположительной модели Хаксли.                

Подобных примеров можно найти множество. Например, в своём цикле о роботах, так популярных в странах СНГ, Айзек Азимов использует в качестве основной темы столкновение двух способов мышления – робота и человека. Сама по себе данная тема не является новой. Она уже была затронута в произведениях Свифта. Но, если воспринимать идею Азимова традиционным для гипотетической литературы способом, она превратится в сатирическую аллегорию (подобно той, что имеется в «Путешествиях Гулливера»), или примет черты басни. Азимов же создаёт серию ситуационных моделей, события в которых основаны на двух несовместимых психотипах. Затем автор изучает внутреннюю логику созданных ситуаций. Подобное отсутствие данных априори и свобода логических альтернатив создают новые художественные возможности.                

Теперь можно более чётко отделить НФ от её литературных соседей, с которыми формально она имеет некоторые общие черты. Так, к НФ часто относят сказки, в том числе и народные. Тем не менее, анализ соответствующих коммуникативных целей сразу показывает, что сказка погружает своего читателя в мир чистой условности. «Невозможные возможности», присущие НФ, становятся в такой среде просто невозможными. Мир сказки это не преобразование существующего реального мира, а своего рода параллельная вселенная, искусственная и существующая по своим законам и в своем собственном пространстве. Как было отмечено в статье Владимира Проппа, сказка имеет собственную, очень устойчивую внутреннюю структуру, на основе которой реализован смысловой, информационный и этический план произведения. Таким образом, сказка коренным образом отличается от научной фантастики. Сказка не создает независимый мир, она просто берет определенные аспекты эмпирической действительности и создает из нее параллельную вселенную, меняя эти аспекты на их противоположность: если в реализме справедливость недостижима, в сказке она всегда торжествует; если в реальности человек бессилен перед природой, в сказке он овладевает ею. Мир сказки не терпит свободных вариаций, это точный антитезис действительности. Сказочное произведение никогда не станет научно-фантастическим, даже если заменить ковер-самолёт протонной ракетой, потому что коммуникативные цели у НФ и сказки различны.               

Так же нельзя путать НФ с утопией. Основная коммуникативная цель утопии заключается в попытке предложить читателю идеальную версию мира, очищенного от глупости и управляемого высокоморальными законами. На самом деле неважно, что автор ставит на внешний фон произведения – проблему рабского труда или высокие технологии. Более важен факт того, что утопия, как и сказка, не создают модель, фундаментально отличающуюся и независимую от действительности. Утопия создается на основе уже существующих обстоятельств, которые доводятся писателем до соответствующей цели - гармонии и идеала.

Всё вышесказанное ведёт к следующему заключению, а именно: НФ, как литературная система, может существовать, только опираясь на определенные условия всеобщей культуры. Но, при этом, научно-фантастическая литература преподносит культуру человеческой цивилизации во всём многообразии её форм и множественности её эволюционных путей. Как литературный феномен, НФ освобождена от поверхностного телеологизма, от беспрекословной веры в автоматический прогресс. НФ далека от утопических убеждений в том, что развитие человечества хаотично и непредсказуемо до тех пор, пока в общественном сознании не возникнет чувство ответственности за каждые следующий исторический шаг. НФ не обязана говорить о будущем, но, но по своей природе, она имеет дело с вероятностями, возможными лишь в будущем, и которые бессмысленны без будущего. Таким образом, для полноценного существования научно-фантастической литературы необходимы специфические условия, что ставит данное литературное направление в жесткие рамки.

Здесь важно отметить, что ускоренное развитие эмпирических наук, поддержанное очевидными результатами крайне быстрого технологического прогресса, стало гарантом будущего прогресса человечества. Следовательно, отношение к технологиям у таких предшественниках научной фантастики XX века, как Верна и Уэллса, было, несомненно, положительно. Для них технологический прогресс, как социально-культурный феномен, не содержал никаких противоречий: по их мнению, прогресс в сфере техники и технологий мог оказать отрицательное влияние только в результате злонамеренных действий определенных индивидуумов (в «For the Flag» или «The Begum’s Fortune» Верна или в результате общественного антагонизма у Уэллса). Таким образом, объективная противоречивость технологической эволюции, ярко описанная многими социологами и философами, не привлекла внимание вышеупомянутых авторов.                

Технологический фетишизм, распространенный в промышленных странах, стал одним из основных факторов, повлиявших на англоязычную НФ. В общественном сознании понятие «технология» поднялось на один уровень с такими понятиями, как «Бог», «разум», «история». Культ техники нашёл поддержку среди большинства научной и технологической интеллигенции, чьё влияние быстро росло со второй половины XIX-го столетия. Оставаясь в рамках буржуазной идеологии, эта группа чувствовала свою определенную «исключительность» и искала форму самовыражения, включая литературную. Именно из этой среды вышли авторы первых чисто научно-фантастических произведений.                 

Сложившиеся обстоятельства повлекли за собой важные для развития НФ последствия. С первых шагов своего существования научно-фантастическая литература отражала идеи, веры, ценности и знания, являющиеся первопричиной всех видов общественного поведения, рассматривала отношение к науке как к основному стимулу прогресса. НФ не просто затронула множество аспектов науки, но и оказала непосредственное влияние на формирование некоторых методов познания. Важным фактом является то, что современная наука достигла достаточно высокого уровня правдоподобия и возможностей, что позволяет заранее подготовить читателя к предположительным моделям научно-фантастической литературы. Произведение НФ может содержать события и эпизоды, напрямую противоречащие здравому смыслу, искажающие общепринятую логику, содержащие в качестве персонажей демонов и духов. Но для читателя это не будет сказкой, поскольку в контексте восприятия он уже будет способен по другому интерпретировать «невозможность», даже увидеть научные доказательства реальности подобных моделей. Символизация – один из наиболее важных методов НФ - служит для обнаружения аналогий и подтверждения фантастического содержания произведения эмпирическим путём. Но следует помнить, что доминирующей характеристикой подобной символизации будет логическая интерпретация, основанная на изобретениях и новшествах, которые представляют научный и технологический прогресс человечества.                

В качестве очередного примера возьмем популярный рассказ Роберта Шекли «Something for Nothing». Человек с узким, ограниченным умственным кругозором получает из ниоткуда чудесный дар – коробку, которая исполняет все его желания; он растерялся перед почти безграничным количеством возможностей, открывшимся ему, он теряет контроль над собой, и, в конце концов, оказывается в рабской зависимости от владельцев опасного дара. На первый взгляд может показаться, что это - просто сказка с не очень глубокой моралью. Но при ближайшем рассмотрении появляется новая, более серьёзная смысловая нагрузка – наука способна принять вид дара, требуя взамен непомерную оплату в виде абсолютного подчинения силам этого дара, силам, которые в итоге могут полностью поработить человечество и уничтожить его. В конце рассказа главный герой вообще лишается какой-либо свободы в будущем – другой символ, параллель с социально-философской фантастикой. Автор ссылается на современную цивилизацию, которая своей высшей идеей сделала потребление, и ради этого продолжает беспощадно тратить ресурсы в гонке технической эволюции? По-видимому, безвредный рассказ становится продуманным экспериментом, моделью гипотетической литературы, основанной на довольно сильных логических линиях.

Возвращаясь к основной теме статьи, можно сделать следующее заключение: не удивительно, что гипотетическая литература пытается не просто ссылаться на конкретные идеи, результаты или гипотезы различных направлений в науке, но также включать в свои средства элементы логико-дискурсивного моделирования действительности. В этом смысле, гипотетическая литература может с уверенностью называться научной фантастикой; и это же доказывает, что она напрямую связана в равной степени как с литературой, так, соответственно, с наукой.

Общепринято датировать рождение научно-фантастической литературы 1926-ым годом, когда Хьюго Гернсбек основал «Amazing Stories» - первый специализированный периодический журнал, публиковавший специфические на тот момент рассказы, и остававшийся единственным в своём роде до тридцатых годов XX века. Литературное качество большинства работ в течение этого периода было не слишком высоко, но каждая из тех работ была очень важным с точки зрения будущего научной фантастики. Именно на этой основе НФ самоутвердилась как самостоятельный жанр и начала создавать систематизированные литературные базы, которые становились, впоследствии, важными факторами развития нового феномена в художественной литературе. Давайте остановимся на этих факторах более подробно.                

Первым и главным фактором явилась экономическая, культурная и политическая обстановка в США. За 25 лет истории – с 1925 по 1950 – американское общество познало процветание, периоды безопасности, оптимизм, утверждение американского пути жизни, страх перед мощностью атома, военную неудачу в Корее, маккартизм, антисоветскую истерию, периоды застоя и кризиса. Изучать сущность этих изменений оставим специалистам-историкам; нас же интересует то, что эти изменения привели к попыткам ученых, интеллигенции и студентов пересмотреть систему ценностей и многие традиционные мифы в сфере американской массовой культуры. Они также вызвали чувство, что до сих пор казавшиеся непоколебимыми определенные основы жизни на самом деле довольно неустойчивы. В результате, некоторые пытались сохранить традиционные мифы и даже распространять их, другие же стремились выйти за рамки традиции и переосмыслить качественные изменения, происходящие в мире. Оба из этих расходящихся во мнении вектора общественного настроения имели что-то общее, а именно – желание расширить пределы существующей ситуации с целью огородить человечество от изменений в альтернативных моделях будущего, или, наоборот, с целью изучать их возможные последствия. Таким образом, консервативные, эскапистские, критические и другие настроения, царящие в то время в США, создали благоприятную почву для развития научно-фантастической литературы.                

           Другой фактор не менее важен. Первая четверть XX столетия стала эпохой революционных изменений в постулатах основных наук от физики до биологии. За этот временной отрезок появилось огромное количество идей, накопилась обширная информационная база. Прикладные науки сразу же взялись за анализ полученной информации и занялись воплощением наиболее востребованных идей. Телефон, радио, автомобиль, электричество, авиация сильно изменили жизнь, а перспективы казались ещё более увлекательными, парадоксальными и сложными. В результате те, кто стремились следовать духу времени и переосмысливать текущие изменения, перестали эти самые изменения понимать. Эпоха телевидения и средств массовой информации ещё не настала, и, поэтому они не успевали, да и не могли, держать общество в курсе научных новшеств и изобретений. Научно-популярные очерки и статьи были еще не достаточно широко распространены, и требовали аудиторию с определенной степенью подготовки. Потребность в эмоциональном сочувствии и контакте с научным контекстом времени, потребность в общественном осознании не только самой науки, но и её видимых результатов - всё это также явилось причиной создания и разработки новой литературной системы.                

Исторически сложилось так, что установление контакта между читателями и наукой было первой функцией научно-фантастической литературы, практически реализованной в тридцатых годах. В этот период зарождается приключенческая фантастика, сочетающая в себе элементы детектива, приключения, вестерна с технологическими мечтами XX века. Несмотря на множество своих недостатков, НФ тридцатых годов с позиции нашего времени может рассматриваться как эксперимент, разрабатывавший возможности новой литературной системы в так сказать «чистом» виде. Гипотетическая тематика не дополнялась какими-нибудь дополнительными коммуникативными целями. НФ ещё не пыталась говорить о реальном мире, довольствуясь воображаемыми системами, которые она создавала сама. Подобная максимальная свобода при создании гипотетических ситуаций позволила американской НФ разработать целый ряд очень ценных и специфических средств, которые оказали положительное влияние на её дальнейшее развитие. Именно в тридцатые годы в НФ активно разрабатываются такие темы, как космические поселенцы, межзвездный контакт и космические государства, инопланетный разум и другие. Даже такая тема, как путешествие во времени, рассматриваемая ещё Гербертом Уэллсом, окончательно утвердилась именно в данный период.               

Сороковые годы стали свидетелями коренных изменений в НФ. Сформировавшись и взяв на вооружение отработанные средства, научно-фантастическая литература оказалась готовой стать проводником научно-технических и исторических изменений. Такие редакторы, как Кэмпбелл, Голд, Бучер, а также ведущие авторы, в том числе Каттнер, Саймак, Азимов, Хайнлайн, Старджон вели свою работу именно в этом направлении. В то же самое время НФ увеличивается в объёме – к 1941 году уже пять журналов в США посвящены исключительно научно-фантастической литературе. После Второй мировой войны НФ приобретает социально-философские мотивы, например, в произведениях американцев Азимова, Пола, Бестера, Тенна, Корнблатта и британцев Кларка, Уиндхэма, Расселла и других.

К пятидесятым годам в англоязычной НФ уже можно было насчитать множество серьёзных и ценных произведений. Прежде всего, лучшие произведения НФ данного периода позволили раскрыть новые темы в области отношений между человеком и сложными техническими системами. НФ, как социально-культурный феномен, а не как литературная система, первой признала появление признаков научно-технической революции, и первой разработала методы для внедрения науки и техники напрямую в художественную литературу. Позже эти методы стали широко использоваться литературным мейнстримом. Такие произведения, как «Nerves» Лестера Дель Рея, «Marooned» Мартина Кайдина стали предвестниками «Airport» и «Wheels» Хейли. Кроме того, в течение этого периода общая тематика в НФ литературе изменяется от антимилитаристической направленности к защите гуманистических и демократических идеалов. Такое изменение наиболее наглядно высвечивается в таких произведениях, как «E for Effort» Томаса Шерреда, «Target Generation» и «Across the River, Across the Trees» Клиффорда Саймака, «The Caves of Steel» Айзека Азимова, «The Martian Chronicles» Рея Бредбери. НФ данного периода признаёт сложность и многообразие путей развития культуры и постоянство гуманистических идеалов.                

Всеми присущими ей средствами НФ высказывается против нетерпимости и принуждения, обскурантизма и расизма. Было бы наивным обвинять фантастику в недостатке положительных общественных идеалов в её системе. Но невозможно, тем не менее, игнорировать безграничную веру научной фантастики в Силу Разума, как в высшую форму существования. Разум находится в постоянной борьбе с силами природы и с последствиями собственной деятельности. Разум признаёт все формы своего состояния, включается в вечную цепь изменений, не боится выбирать, и даже после поражения сохраняет свое достоинство. Такая либеральная точка зрения на мир фантастики находит своё отражение в таких произведениях, как «The End of Eternity» и «Nightfall» Айзека Азимова, «City» Клиффорда Саймака, «Childhood’s End» Артура Кларка, «The Chrysalids» Джона Уиндэма, а также в некоторых рассказах Шекли, Андерсона, Бестера, Каттнера. Во всех вышеперечисленных произведениях читатель находит бесконечное уважение к интеллектуальной жизни во всех её формах, причём каждая из этих форм имеет право на свой собственный путь развития, но, в то же время, отвергают свою изоляцию или исключительность: яркий пример – «Specialist» или «The Sweeper of Loray» Шекли. Блестящие сатиры милитаризма и шпиономании, такие как «Allamagoosa» Эрика Франка Расселла, «Report on the Burnhouse Effect» Курта Воннегута Младшего, «Brooklyn Project» Уильяма Тенна поднимают вопросы социального аспекта и критикуют антигуманистические черты, встречающиеся в жизни американского общества. Кроме того, авторы НФ затронули проблему перенаселения, тенденции к повышенной зависимости отдельной личности от общества, другие проблемы своей эпохи. Изображая ужасы и возможные последствия ядерной конфронтации, НФ разрабатывает антимилитаристические идеи, пытается «предупредить». С другой стороны, подготавливая читателя к неизбежным социально-техническим изменениям, НФ служит в качестве адаптивного механизма, т.е. пытается помочь правильно «принять» эти изменения. Именно по этой причине можно утверждать, что НФ пыталась решать самые важные проблемы человечества.

            Теперь попытаемся проанализировать основные принципы моделирования, которые определяют оригинальность НФ середины XX века. Прежде всего, необходимо снова подчеркнуть стремление НФ к логической интерпретации своего символического содержания, и в качестве основы такой интерпретации брать перспективы технологической эволюции. Такое стремление эвристически можно назвать положительным, но у него также есть несколько слабых сторон. Основной недостаток состоит в том, что НФ первопричину общественной эволюции видит только в технологическом прогрессе, расширенном, иногда, этическими факторами. Общественные нормы взяты как константы, которые неизменны в общественных отношениях прошлого и будущего. Идеальные модели взаимоотношений между личностью и обществом в НФ данного периода определены либеральной гуманистической традицией, и любое нарушение этой традиции рассматривалось как регрессия. Конечно, все это приемлемо только к наиболее «прогрессивным» представителям фантастики того времени. Например, к Роберту Хайнлайну, гипотетический идеал которого представляют белые поселенцы с Библией в кармане и с пушкой в руке, очищающие Обетованную Землю от недостойных аборигенов. К сожалению, очень часто даже видные писатели-фантасты того периода, говоря о технических новшествах и величии науки, оставляли проблемы тоталитаризма, нетерпимости, расизма и принуждения в стороне, или, что ещё хуже, искаженно представляли их читателю.                

Для того чтобы понять природу следующей «слабости» НФ, необходимо учесть то, что подобно науке, она пытается создавать свои модели таким образом, чтобы каждый читатель мог легко улавливать её организационный принцип, рационализирующий определенную научную концепцию в целом. Знание, содержащееся в научной теории, замкнуто в пределах своей формы, наука в своём идеале свободна от контекста и априори содержит в себе, по сути, всё необходимое для своего понимания. Литературный же текст, наоборот, всегда должен ссылаться на нелитературный опыт своего читателя в контексте его понимания. В результате даже мельчайшие детали могут нести в себе огромную смысловую нагрузку,  так как они способны вызвать мощный резонанс в сознания читателя. Автор научно-фантастической модели не может, строго говоря, опираться на знания читателя, за исключением тех случаев, когда эти знания были даны в тексте его произведения заранее. Конечно, вышесказанное не должно пониматься слишком буквально: аналогии, которые используются при переносе научно-фантастической модели в действительность, не создаются в вакууме. Тем не менее, характеристики гипотетического мира, борющегося за свою исключительность, должны преподноситься в понятной форме и в деталях. В конце концов, если автор использует гипотетические элементы только как носителей поверхностного значения, то детали его модели с самого начала испытывают двойную нагрузку: определяя исключительность гипотетического мира, они значимы только в качестве ссылок на реальный опыт читателя, становясь пусковым устройством к  механизмам восприятия читателя, основанным на этом опыте. В НФ эти механизмы могут запускаться только после погружения в гипотетический мир, который независим и обладает своими законами. Но из-за большой свободы при создании такого мира, автору необходимо донести до реципиента упрощённую схему или набросок важнейших элементов этого мира, в противном случае, у читателя просто не будет достаточно информации для полноценного понимания художественного текста. И в этом аспекте НФ сворачивает на, скажем так, «альтернативный литературный путь»: в гипотетических моделях, созданных через конечную серию системных связей, все значимые элементы должны быть акцентированы и логически выделены.               

Одним из популярных приёмов является введение непредсказуемого поворота событий в стандартной ситуации. Сцена действий создаётся посредством тривиальной действительности (провинциальный город, трудовая рутина коллектива) на которую наложен внешний, чуждый элемент (вторжение из космоса, необычное изобретение). Фон, знакомый каждому читателю, дает автору большую свободу при апелляции к контекстно-зависимому уровню читательского восприятия. Но проблема в том, что по природе своей автор НФ заинтересован в наибольшем «искажении» тривиального фона. Эти искажения должны вводиться открыто, независимо от контекста, поскольку автор не может рассчитывать на способность читателя интерпретировать их абсолютно независимо. Таким образом, мы сталкиваемся с текстом, который стремится не отклоняться от целостности авторской гипотетической модели, и который, в то же время, объясняет эту модель в деталях. Этот приём широко использован в двух известных романах Клиффорда Саймака: «All Flesh Is Grass» и «They Walked Like Men»: здесь чуждый элемент представлен появлением инопланетной разведывательной группы, и многие эпизоды не связанные с этим элементом конфликта автором сознательно сокращены или упрощены полностью, тогда как центральная по замыслу автора проблема произведения показана очень подробно и в деталях.                

Что из этого следует?  Очевидно, что существование нескольких конфликтов, причём на фоне как реалистичной, так и гипотетической моделей, затрудняет адекватное восприятие текста читателем. Следовательно, среди писателей-фантастов принято подвергать изменениям лишь определенные параметры тривиального фона. С этой целью авторами используется приём «reductio ad absurdurn» - способ доказательства, основанный на доведении одного из выбранных параметров до абсурда. При его использовании, один из параметров достигает того состояния, которое подрывает устойчивость тривиального фона и начальной модели автора, Это создает характерный эффект предупреждения, так как читатель видит, как неконтролируемое развитие выбранного параметра могло привести к катастрофическим последствиям. Изменяемыми параметрами могут быть любые аспекты общественной жизни или мира технологий: перенаселение («Stand on Zanzibar» Джона Бруннера), контроль над разумом  («Academy» Роберта Шекли), реклама («The Space Merchants» Фредерика Пола и Корнблата), и другие. Подобные произведения оказывают сильное эмоциональное влияние на читателя, но правдоподобность гипотетических моделей таких произведений находится на очень низком уровне, так как они игнорируют фактор обратной связи, создают слишком неестественные отклонения и изменения в реальной системе – изменения, которые НФ по определению должна была игнорировать. Конечно, НФ не стремится быть правдоподобной. Можно назвать парадоксальным мнение, что целью гипотетической литературы является простое описание последствий определенных путей развития человечества. Ведь в этом случае, о самой сущности вероятной опасности, о её последствиях, о способах предупреждения, могли бы рассказать простейшие текстовые модели.              

Данное заключение можно немного обобщить. Англоязычная гипотетическая литература середины XX века в художественной форме довольно профессионально отразила научно-технологическую революцию. Но, к сожалению, она оказалась способной воспринять только аспекты тех изменений, прототипы которых уже существовали в общественном сознании данного периода. Таким образом, НФ часто говорит о перенаселении, о милитаризации, о социальном неравенстве. Но всё это – темы, присущие  ещё литературе XVIII века. В то же время, НФ пятидесятых не смогла предсказать экологический кризис, несмотря на то, что приближение данной проблемы уже чувствовалось в рассматриваемый период. Да, авторы НФ много писали об искусственном интеллекте, но ни один из них не вышел за рамки существующей системы алгоритмических теорий. Этому есть рациональное объяснение. Литература всегда опирается на образ мира, основанного на универсальном человеческом опыте, даже если этот образ включает в себя определенные факты научного знания. Это позволяет литературе оперировать с огромным количеством феноменов и явлений, но не с теми из них, для которых исторический опыт человечества еще не разработал устойчивые прототипы. Фольклор и поэзия никогда не были способны оперировать с наукоёмкими явлениями, такими как, например, движение отрицательно заряженных частиц, или  принципом действия атомных часов, поскольку в их «сфере деятельности» нет аналогов для этих явлений. НФ не просто прогнозирует возможные последствия научно-технологической революции во всех её аспектах и передаёт их через образы уже существующие в общественном сознании. НФ выражает сущность и дух будущих изменений, подготавливает общественное сознание к грандиозности этих изменений; и уже только этим оправдывает свое существование. Требовать от научно-фантастической литературы большего на данном этапе её развития было бы слишком наивно.

К началу 60-х годов в англоязычной гипотетической литературе наметились признаки спада. Количество читателей и специализирующихся на фантастике журналов уменьшилось вдвое, новые идеи стали редкостью, книги становились менее интересными. На сцене появляется новый фаворит – спекулятивная литература. Очень часто её путают с гипотетической, на самом же деле лишь исторические корни спекулятивной (или умозрительной, созерцательной) литературы находятся в пределах гипотетической. Одновременно популярность набирают представители так называемой «новой волны» в Великобритании – произведения, отредактированные Майклом Муркоком стали идеологическим центром изменений, имеющих место в гипотетической литературе.

Эволюция гипотетической литературы ускорилась под влиянием кризиса в буржуазном сознании. Произведения «новой волны» как в зеркале  отразили такие аспекты этого кризиса, как исторический пессимизм, отказ от прогресса и разумных доводов, прославление подсознательного и инстинктивного, утверждение неизменности и вечности человеческой сущности. Основными темами представителей «новой волны» становились приближающийся конец света, низость общественных отношений, нелепость мира и человеческого существования – и всё это сдабривалось мистикой и мифологией. Глобальный пессимизм представителей «новой волны» иногда доходил до абсурда, например у Дж. Ж. Балларда. Именно в этот исторический период гипотетическая литература приняла вид спекулятивной. Количество гипотетических приёмов увеличивалось, но только с целью «усвоения» системы мифологических образов. В целом же, гипотетическая  литература всё дальше и дальше уходила от злободневных проблем, а когда пыталась «усвоить» и их, обнаруживала свою полную идейную беспомощность. Даже хорошо принятые критиками произведения, такие как «A Clockwork Orange» Энтони Бёрджесса, «Camp Concentration» Томаса Диша, «Black Is Beautiful» Роберта Силверберга рассматривали общественные проблемы на уровне абстракции, не принимая во внимание исторические и классовые противоречия. Спекулятивная литература стремилась логически доказать, что крайний эскапизм является высшей мудростью каждой отдельно взятой личности. Такой литературе не нужен был рационализм, и не удивительно, что она отвергла принцип рационального при обосновании своих гипотетических моделей. Технологическая эволюция не только потеряла свой былой статус как демиург (созидательное начало) общественных изменений – это можно было бы принять за признак её завершенности. Были отвергнуты сами попытки рационально объяснить изменения: мифологическое восприятие было объявлено единственным возможным способом осознания благоприятного для человечества пути развития. Доверие к историческим данным, характерное для лучших научно-фантастических работ более раннего периода, сменилось на нескрываемый страх перед историей. Вероятно, именно по этой причине Станислав Лем назвал НФ 60-х годов вульгарной мифологией, порождённой технической цивилизацией, которая стремилась доказать ложность существующих общественным проблем своего времени.                

Однако не следует рассматривать теоретическое возвращение к традициям пятидесятых годов в качестве одного из возможных выходов из кризиса, в который попала научно-фантастическая литература. Расцвет «спекулятивной литературы» вызван не только кризисом духовной культуры буржуазного общества, но также феноменом, названным в критической литературе «истощением самой системы НФ». Интенсивный процесс популяризации науки и техники (главным образом через средства массовой информации, особенно телевидение) стал причиной резкого послабления одной из основных функций НФ – быть основным проводником между миром точных наук и миром обыденного опыта. Технологические достижения сами по себе, в конечном счете, потеряли свой исключительный статус, механизм привыкания был уже запущен. В результате, традиционные для НФ темы стали вызывать у читателя всё меньше и меньше чувств. Общественное сознание постепенно привыкло к научным и технологическим аспектам; потребность в НФ, как в средстве адаптации, соответственно отпала. Высокий уровень развития научно-популярной литературы в начале второй половины XX века стал главным фактором потери гипотетической литературой большей части своих читателей. Если бы НФ повысила уровень реалистичности и точности деталей, то пересекла бы ту грань стилистической допустимости, отделяющей художественный текст произведения от текста научно-популярной статьи. По этой же причине «The Andromeda Strain» и «The Terminal Man» Майкла Кричтона уже не воспринимаются как научно-фантастическое произведение. Когда критики в один голос назвали один из знаменитейших романов Фрэнка Херберта «Dune» настольной книгой для защитников окружающей среды, это стало первым ярким примером, показывающим переход НФ к референциальному, справочному стилю. Но и этот этап нельзя назвать отрицательным в развитии НФ. Благодаря вышеупомянутым изменениям НФ освоила приёмы и стиль реалистической литературы, хотя, в результате, её пришлось также изменить большинство коммуникативных целей, свойственных НФ более раннего периода. Это провело к формальному использование гипотетических приёмов и средств, как носителей «внешнего» смысла произведения. В какой-то степени гипотетическая литература сменила точку равновесия от содержания к форме: стиль, а не существование фантастической идеи стал определяющим при отнесении того или иного произведения к гипотетической литературе. Я далёк от того, чтобы осуждать данное явление. В конце концов, это очередной шаг гипотетической литературы в сторону мейнстрима, Здесь напрашивается следующий вывод: спекулятивная литература, стремясь увеличить степень свободы при создании гипотетических миров, утратила не только связь с научной составляющей, но и специфический дискуссионный характер своих произведений.

Где же выход из сложившегося кризиса в научно-фантастической литературе? Многие авторы и критики (особенно – сторонники «спекулятивной фантастики») вообще не считают данное положение кризисом. Они допускают, что гипотетическая литература всё ещё перегружена научностью, что традиции НФ начала XX века ещё не достаточно упрощены. Гипотетическую литературу будущего они рассматривают как средство изучения деятельности человека и реакции его души в экстремальных условиях, когда не действуют привычные законы, и когда человек остается один на один с миром – гипотетическим или реальным.                

Существует и другое мнение. Его сторонники видят будущее гипотетической литературы в её полном слиянии с наукой. Эта концепция наиболее четко была сформулирована Станиславом Лемом и получила широкое распространение среди многих возрастных авторов Великобритании и Америки, а также среди молодых авторов Азии и Европы. Теория Лема основывается на том, что невозможно создать картину будущего, следуя уже выработанным клише. Создание гипотетического мира не похоже на разработку прототипов Юнга, на построение структуры мифа, или на описание «иррациональных кошмаров», в которые превращены многие произведения о катастрофах. И даже если будущее будет полным опасностей, то нельзя напрямую проводить аналогию с опасностями прошлого. Опасности будущего имеют свои уникальные свойства и ряд новых показателей. Это следует учитывать каждому писателю-фантасту. Но НФ сама выстроила вокруг высокие стены  и заключила себя в эту тюрьму для творческого воображения. Ошибкой многих представителей гипотетической литературы стала попытка поиска свободы для своего творческого воображения и в мифических, экзистенциальных, или сюрреалистических сочинениях. Таким образом, отделяя себя от общего потока научных фактов и гипотез, гипотетическая литература оказалась в стенах «гетто», где и «существовала» вплоть до середины 80-х годов.

Точка зрения Станислава Лема вполне обоснованна и реалистична. Но нельзя отрицать огромные сложности, с которыми столкнулась современная научно-фантастическая литература, ведь ей пришлось объединить логико-дискурсивные и художественные структуры в пределах одного текста. Без гармоничного объединения этих двух аспектов невозможно создание хорошего произведения НФ в современном понимании этого термина. Нарушение равновесия может разрушить как научно-гипотетические, так и художественные элементы в произведении. С этой точки зрения здравая оценка сложившегося положения, сделанная Лемом, оказалась очень полезна.               

В данной статье я попытался проанализировать возможности и недостатки англоязычной гипотетической литературы, как социально-культурного феномена. В то же самое время, дополнительной целью было выявление определенных общих законов данного типа литературы. Процесс развития гипотетической литературы подвергался разным факторам, претерпел период антагонистического влияния, поощрения и безразличия общества. Эволюционируя, гипотетическая литература в очередной раз доказала свою состоятельность и защитила своё право называться самостоятельным феноменом в мировой литературе. На современном этапе своего развития НФ опять оказалась перед лицом новой проблемы - сегодня в литературных кругах Европы всё чаще говориться о «несерьёзности» изучения данного литературного направления, о преувеличении роли гипотетической литературы, о стилистической бедности научно-фантастических произведений. Чем же ответят на это авторы? Фантастика всегда очень быстро реагировала на подобные «раздражители». Для того чтобы говорить о следующем этапе в её развитии и вынести общие оценки перспектив НФ, как специфического типа литературы, необходимо ещё какое то время.

1. Clareson D. Thomas. SF: The Other Side of Realism. The USA, 2011. P.2-3.
2. Lem, Stanislaw. Robots in Science Fiction. The USA, 2011. P.325.
3. Platt, Charles. Dream Makers. Berkley, 2010. P.79.
4. Writers at Work. The Paris Review Interviews. 2nd Series, the USA, 2013. P.198.
5. Шестаков В. Социальная утопия Олдоса Хаксли – миф и реальность. Новый мир, №7. 2009. P.33.

Рецензии:

19.12.2017, 19:57 Таджиев Канимкул Таджиевич
Рецензия: Статья "Англоязычная научная фантастика - как социально-культурный феномен" Ахмедова Рафаэля Шарифовича представляет собой попытку взглянуть на такое явление в литературе как научная фантастика с ракурса последних исследований в данной области ведущих англоязычных (прежде всего - американских) исследователей. Вопросы гипотетической литературы, иногда называемой "спекулятивной", поднятые в данной статье, считаются новыми в данной области и безусловно представляют огромную ценность. На данный момент не имеется ни одного исследования на русском языке в данном направлении. Кроме того, автором был проделан довольно большой объём работы, связанный с анализом зарубежных статей, на основе которого была выдвинута оригинальная гипотеза, подтверждённая достаточным количеством фактов, примеров, уместных цитирований. Поэтому считаю, что выбранная автором тема является актуальной и представляет интерес для современного литературоведения. Кроме того, в статье соблюдена логическая последовательность, выдержан стиль, соблюдена структурность: имеется введение, основная часть и заключение. В связи со всем вышеперечисленным, рекомендую опубликовать статью Р. Ахмедова "Англоязычная научная фантастика - как социально-культурный феномен" в журнале SCI-Article. С уважением, к.ф.н., доц. К. Таджиев.

Комментарии пользователей:

Оставить комментарий