Статья опубликована в №58 (июнь) 2018
Разделы: История
Размещена 05.06.2018. Последняя правка: 06.06.2018.
Просмотров - 1108

Деятельность политической полиции России, направленная на защиту Русской православной церкви от политической преступности и элементов разложения во 2 пол. XIX – нач. ХХ вв.

Страхов Леонид Витальевич

кандидат исторических наук

Воронежский областной краеведческий музей

старший научный сотрудник

УДК 94(470.32).083

Русская православная церковь как важный идеологический институт монархической России тщательно оберегалась правительством. Начавшееся и активизировавшееся в пореформенный период революционное движение сделало эту работу еще более актуальной.

При взаимодействии с духовенством от политической полиции требовалось выявлять государственных преступников среди священников или вольнодумцев-семинаристов, отслеживать состояние церкви, изучать, насколько она авторитетна среди паствы. Этот комплекс задач существенно осложнял работу «спецслужб» и делал взаимоотношения между полицией и церковными властями гораздо более разветвленными.

В данной статье речь пойдет о работе Воронежского губернского жандармского управления (ВГЖУ). Местный материал имеет не только краеведческое значение. Понимание процессов, происходивших в провинции, обогащает общий багаж знаний по истории отечественных «спецслужб» дореволюционного периода, ведь работа губернских жандармских управлений и охранных подразделений существенно отличалась от деятельности столичных структур III Отделения, а затем и Департамента полиции МВД.

Актуальностьисследования определяется не только относительно малой степенью изученности взаимоотношений царской полиции и Русской православной церкви в XIX – начале ХХ вв. В рассматриваемый период «спецслужбы» играли значительную роль в общественной жизни, которая только возрастала по мере нарастания угрозы революции в стране. При этом обращение к взаимодействию правоохранительных органов с церковью, одним из оплотов идеологии самодержавия, делает исследование еще более актуальным.

По отдельности Русская православная церковь и политическая полиция XIX – начала ХХ вв. неплохо освещены в историографии. Практически ежегодно защищаются диссертации и публикуются научные труды по истории столичных правоохранительных структур или местных подразделений в отдельных губерниях [18, 19, 29]. Не менее популярна и проблематика Русской православной церкви: авторы обращаются как к общероссийским тенденциям, так и к проблемам конкретных епархий [21, 23, 27].

Тем не менее до сих пор нет специальных исследований, посвященных работе политической полиции с церковными структурами. Авторы в основном вскользь упоминают, что «спецслужбы» довольно часто обращали внимание на пороки духовенства и проблемы церкви. Поэтому можно сказать, что настоящее исследование является первой попыткой проследить весь комплекс взаимоотношений церкви и политической полиции на примере отдельно взятой губернии Центрального Черноземья.

Помимо того, что заявленная проблема весьма поверхностно освещена в историографии, научную новизну исследования дополняет использование широкого комплекса неопубликованных источников, представленных фондами Государственного архива Российской Федерации и Государственного архива Воронежской области.

Основными направлениями работы политической полиции, в частности Воронежского жандармского управления, в рамках взаимоотношений с церковными властями было наблюдение за состоянием духовенства и расследование государственных преступлений, совершенных церковно- или священнослужителями.

Результаты первого направления работы наиболее полно отражались в итоговых (ежегодных или полугодовых) политических обзорах губернии, которые подавались начальниками ГЖУ столичному руководству. Поскольку Православная церковь играла существенную роль в общественной жизни монархической России, ее состоянию уделялось внимание практически в каждом обзоре.

В историографии, например в исследованиях С. А. Лукьянова, отмечается, что царские «спецслужбы» довольно критически относились к состоянию духовенства [24, с. 121-122]. Об опасениях на этот счет шефу жандармов А. Х. Бенкендорфу еще в 21 августа 1826 г. докладывал руководитель III отделения М. Я. фон Фок [29, с. 306]. Исчерпывающие материалы подобного рода представлены и в архивах ВГЖУ. Можно констатировать, что начиная с 1870-х гг. и до кануна Первой мировой войны воронежские жандармы неизменно критически относились к положению духовенства. С годами позиция полицейского ведомства стала лишь более четкой. Если в 1870-1880-е гг. начальники управления постоянно сообщали о «крайней распущенности» духовенства, «насилиях» и «вымогательствах», «выходках, доходящих до безобразия, не совместимых с пресвитерским саном» [21, с. 256; 15, л. 22; 12, л. 13-14; 13, л. 7 об.] и так далее, порою не приводя при этом подробностей, в чем же проявлялось подобное «безобразное» поведение, то в отчете за 1913 г. начальник ВГЖУ М. А. Конисский подошел к вопросу более детально.

Выясняя количество сектантов в губернии и степень их влияния на жителей, жандармский полковник сообщил о «нежелательных явлениях» в среде православного духовенства. Прежде всего, было указано о сборе материалов в течение 1913 г. в отношении двух священников, «глумление над святыней и над прихожанами, вымогательство денег за требы и зазорная жизнь которых прямо отталкивает народ от своих пастырей». Также не без внимания жандармов остались и более общие проблемы, из-за которых «жизнь священника в глухой деревне – прямо подвиг, на который способны немногие». Отмечалось недовольство сельских священников своим уровнем жизни, что было обусловлено, прежде всего, отсутствием постоянного жалования. Подобные перспективы, как указывает М. А. Конисский, отталкивали от службы «по специальности» и семинаристов, стремившихся после окончания учебы поступать в университеты и выйти из состава духовенства. В результате, например, в Воронежской губернии около четверти приходов не имели священников, а 20% священнослужителей составляли «псаломщики и другие недоучки». В качестве важной меры для повышения престижа церкви и улучшения состояния духовенства полковник М. А. Конисский предлагал обеспечить сельских священников фиксированным жалованием, что должно было поднять их уровень жизни и повысить авторитет среди местного населения [9, л. 55-56].

Это предложение высказывалось воронежскими жандармами еще в 1873 г. во время совместного с епархиальными властями расследования в Острогожском уезде и некоторых селах соседних уездов Воронежской губернии. В роли обвиняемых выступили несколько священников во главе с благочинным Ольховатского округа Острогожского уезда К. Устиновским, которые прекратили совершать требы без предварительной оплаты по фиксированной таксе, установленной священнослужителями. За венчание, например, требовалось внести от 25 до 40 рублей серебром. Похороны обходились в 10-15 руб. для взрослого и 3-7 руб. для ребенка. Крестины стоили до 3 рублей [15, л. 9-11].

Непосредственным поводом для вмешательства полиции послужил отказ К. Устиновского отпевать умершую в мае 1873 г. крестьянку А. Жукову без предварительной оплаты в размере 14 рублей, которую протоиерей требовал у не имевшего денег мужа покойной. В результате тело пролежало без погребения 6 суток, что вызвало угрозу эпидемии из-за начавшегося разложения [15, л. 12].

Жандармы не только пресекли незаконные действия, но и внимательно изучили причины происходящего. Офицеры сделали правильный вывод о бедности из-за отсутствия фиксированного заработка в качестве причины злоупотреблений. Причем начальник ВГЖУ Э. А. фон Мезенкампф санкционировал небольшое социологическое исследование, которое показало, что местные крестьяне согласны оплачивать требы по фиксированной стоимости, если цены не будут слишком сильно обременять крестьянские бюджеты [15, л. 22 об.].

Таким образом, едва ли справедлива позиция архиепископа (с 1902 г.) Анастасия (Добрадина), занимавшего воронежскую кафедру в 1890-1913 гг., будто бы жандармы не понимают разницы между традицией получать плату за требы и вымогательством, относятся к духовенству необъективно и с искусственно завышенной долей недоверия [21, с. 257]. Документы показывают, что сотрудники политической полиции достаточно внимательно анализировали состояние церкви, выявляли имеющиеся проблемы и даже предлагали варианты их решения. Хотя следует признать, что в отчетной документации иногда встречались и голословные утверждения о повальной «распущенности» в приходах епархии.

ВГЖУ достаточно тесно взаимодействовало с воронежскими церковными властями при проведении совместных расследований в отношении священнослужителей. Еще чаще поводом к сотрудничеству становились проделки семинаристов.

В октябре 1877 г. жандармерия раскрыла революционный кружок в Воронежской духовной семинарии. Его участники хранили у себя и распространяли запрещенную литературу. Однако этим брожения в семинарии не ограничились. Осенью 1879 г. неоднократно проводились демонстрации против инспектора образовательного учреждения Н. И. Ляборинского. Во второй половине 1870-х в его спальне несколько раз били стекла [14, л. 1]. Одним из воплощений недовольства стал взрыв 3 ноября 1879 г. брошенной в печь инспекторской квартиры коробки с порохом. В то же время в семинарии распространял прокламации студент И. Панкратов, который был арестован жандармами [25, с. 278].

В декабре 1880 г. воспитанник Г. Яковлев попался с брошюрой революционного содержания. 7 мая 1881 г. уже в квартире ректора семинарии Д. Ф. Певницкого произошел взрыв печи. На следующий день в учебном заведении были расклеены и разбросаны прокламации, призывающие к бунту против начальства [25, с. 278].

Семинаристы принимали активное участие и в революционных событиях 1905–1907 гг. В 1905 г. было образовано «Бюро забастовавших семинаристов». 21 сентября воспитанники отметились массовым шествием по центральным улицам Воронежа с пением революционных гимнов. В семинарии действовал «Революционный комитет», учащиеся вступали в ряды РСДРП [21, с. 288, 292]. В 1906 г. дважды, 26 апреля и 7 мая, была взорвана семинарская печь [22, с. 208]. 21 февраля 1907 г. Александр Карманов (сын псаломщика) стрелял в инспектора духовного учебного заведения М. Романовского и ранил его в щеку [21, с. 293].

Приходское духовенство также не оставалось в тени революционных событий. В ноябре 1905 г. на епархиальном съезде в Воронеже священнослужители сформировали свое отношение к происходящим событиям в духе того, что духовенство должно быть против кровопролития, но и «против огульного порицания освободительного движения», выступая за улучшение жизни крестьян, а также за реорганизацию церкви. Священники и монахи присутствовали на митингах в железнодорожных мастерских [26, с. 68].

Получая информацию о подобной нежелательной активности священников, жандармское управление тщательно отслеживало и разоблачало политических преступников из среды духовенства. К маю-июню 1907 г. ВГЖУ вело наблюдение за 66 священниками, связанными с агитацией среди крестьян, хотя было отмечено, что в настоящее время они ничем себя не выдают, а свою оппозиционность проявляют только в выписывании газет [26, с. 91].

Таким образом, жандармам приходилось вести достаточно интенсивную работу. Однако не всегда преследование оппозиционных священников одобрялось епархиальным начальством.

В 1894 г. ВГЖУ наводило справки о псаломщике с. Старая Тишанка Бобровского уезда Воронежской губернии В. Лебедеве. «Спецслужбы» заинтересовались личностью этого человека после произнесения им проповеди тенденциозного содержания на Троицу, причем подозреваемый целенаправленно в качестве площадки для выступления выбрал не свой, а соседний приход в селе Верхней Тишанке, так как там обычно собирается больше людей.

Псаломщик акцентировал на несправедливости мироустройства, допускающего разделение на бедных и богатых, властителей и бесправных, притеснения слабых сильными. Свою проповедь В. Лебедев завершил призывами не оставаться безгласными и бесхарактерными, забыть порядки крепостничества [21, с. 258].

В распоряжении ВГЖУ оказался текст проповеди, который стал главным доказательством вины псаломщика [10, л. 12-13]. Тем не менее епархиальным властям удалось добиться снятия обвинений по политическим статьям, а псаломщик был наказан гораздо мягче. Его лишь отстранили от чтения проповедей сроком на год и дали задание сочинить 10 текстов и защитить их перед комиссией из представителей местного духовенства для разрешения продолжить проповедческую деятельность [21, с. 259].

Значительную роль в защите В. Лебедева сыграл Анастасий (Добрадин). В письме губернатору он сообщил об итогах рассмотрения дела епархиальным судом. В. Лебедев был охарактеризован как человек «благопристойного» поведения, исполняющий свои обязанности «с должным благоговением и глубоким религиозным чувством». Проповедь же была представлена как немного резкая, но не обращенная против власти, а лишь акцентирующая на отдельных злоупотреблениях. В тексте проповеди, по мнению Анастасия (Добрадина), не было призывов к протестам, но имелись лишь указания на необходимость быть честным и уметь отстаивать свои права [10, л. 17, 18].

Другой пример – дело священника с. Новая Ольшанка Нижнедевицкого уезда М. М. Верхоплавецкого. Впервые он обратил на себя внимание ВГЖУ в 1911 г. На него был написан донос, будто бы священник – «ярый революционер». Сообщалось, что М. М. Верхоплавецкий никогда не читает о здравии императорского дома, а Николая II открыто называет «негодяем», который не заслуживает, «чтобы за него молились Богу» [8, л. 214]. Жандармы не имели законных оснований для ареста священника на основании доноса. Согласно приказу Департамента Полиции МВД от 6 июня 1891 г. решение о начале формального расследования принималось только на основании тщательной проверки полученных из анонимного доноса данных [1, л. 61].

Это требование неукоснительно соблюдалось даже в неспокойные годы. В июне 1907 г. жандармы изучали донос на священника Георгиевской церкви сл. Айдара Острогожского уезда Воронежской губернии Николая Зайцева, который якобы в начале месяца в пьяном виде ездил с диаконом и ругал царя, используя ненормативную лексику. Однако полиция опросила возможных свидетелей и не обнаружила оснований для расследования. Зато удалось выяснить, что автором доноса является крестьянин П. А. Поляков, испытывающий враждебное отношение к священнику и потому попытавшийся его оклеветать [2, л. 1-23].

В 1911 г. подозрения в отношении М. М. Верхоплавецкого не оправдались, однако уже в следующем году священник попадает в поле зрения ВГЖУ в связи с расследованием слухов о земельном переделе и планирующемся крестьянском восстании в 1912 г. Собирая улики, жандармы провели обыск у священника, но ничего не обнаружили. Как позже свидетельствовал крестьянин В. Ф. Астапов, «вся нелегальщина была вынесена [М. М. Верхоплавецким] из дому и укрыта им с помощью шурина Аристова неизвестно куда, и потом, после обыска, была сожжена» [3, л. 55]. Как это было осуществлено в условиях обыска – остается загадкой.

Впрочем, царские «спецслужбы» нередко допускали просчеты в деле проведения арестов и обысков: в ходе досмотра оставалась необнаруженной нелегальная литература, тайники даже личное оружие задержанных, что иногда приводило к напрасным жертвам со стороны правоохранительных органов [6, л. 67, 90; 7, л. 9; 20, с. 215; 16, л. 1-4].

Тем не менее в распоряжении ВГЖУ оказалось достаточное количество улик для формального обвинения священника в агитации, дружбе с неблагонадежными лицами, вымогательстве и аморальном поведении.

Преследование священника, по всей видимости, не понравилось начальству епархии. По действующему законодательству дела в отношении духовных лиц рассматривались епархиальным судом. Как 3 сентября 1912 г. жаловался в письме губернатору С. И. Голикову начальник ВГЖУ В. З. Тархов, дело «было сведено не только к невиновности Верхоплавецкого, но путем допроса только одних его сторонников он оказался выставлен самым благонадежным нравственным священнослужителем». Поэтому жандармскому полковнику осталось лишь просить о переводе священника из Новой-Ольшанки в иной более безопасный приход с точки зрения настроений населения, как того требовали интересы государственной безопасности [4, л. 22 об.].

Значительную роль в судьбе священника сыграл архиепископ Воронежский и Задонский Анастасий (Добрадин). 26 июля 1912 г. он уведомил губернатора об оправдании М. М. Верхоплавецкого, на защиту которого встало 47 свидетелей, благодаря чему священник был полностью оправдан епархиальным судом 12 июля 1912 г. [4, л. 23].

Следует отметить, что воронежский владыка далеко не всегда проявлял мягкость к провинившимся или подозреваемым в антиправительственных или антицерковных деяниях. Анастасий (Добрадин) высказался за высылку жителя с. Олень-Колодезь Коротоякского уезда крестьянина Д. Г. Мироненко за принадлежность к сектантам-хлыстам в ноябре 1895 г. [11, л. 90]. Подобную жесткость воронежские епархиальные власти проявляли и в отношении других сектантов. Например, в июле 1900 г. Анастасий (Добрадин) не удовлетворил ходатайство высланного четырьмя годами ранее на Кавказ крестьянина А. Ширинкина о возвращении на родину в г. Новохоперск Воронежской губернии, хотя до этого ссыльному удалось получить согласие представителей МВД и разрешение у властей по месту ссылки [11, л. 1-3].

Подводя итоги, следует констатировать, что царские «спецслужбы» с большой критикой относились к православному духовенству. Но эта критика не была огульной. Полицейские дотошно разбирались в причинах проблем и даже предлагали пути их решения. В частности, уже в 1870-е гг. воронежские жандармы указывали на бедственное положение священников и предлагали обеспечить их гарантированным заработком и повысить уровень благосостояния. То, что эта проблема не была решена российским правительством вплоть до падения монархии, не является виной политической полиции.

При расследовании политических преступлений, совершаемых представителями духовенства, жандармы далеко не всегда получали содействие у епархиальных властей. Если проделки семинаристов расследовались беспрепятственно, то при выявлении преступников среди священников, епархиальные власти стремились защитить «своего» человека. В целом в этом нет ничего удивительного. Подобные вещи, характеризующиеся недовольными действиями жандармов как вмешательство во внутренние дела, наблюдались и во взаимоотношениях политической полиции с иными структурами: армией, общей полицией, чиновничеством и так далее.

Обращает на себя внимание то, что в подобных конфликтных ситуациях именно епархиальные власти выходили победителями. Это говорит о некоторой слабости «спецслужб», которая особенно сильно проявлялась в провинциальных губерниях, где жандармские управления обладали весьма ограниченными силами. В Воронежской губернии, например, количество сотрудников никогда не превышало 40 человек.

Примеры из взаимоотношения с иными ведомствами только подкрепляют подобные выводы. 16 июня 1914 г. вахмистр ВГЖУ С. Сиволапов пожаловался начальству на новохоперского земского почтосодержателя Т. Паршина, который под разными предлогами отказывал сотруднику «спецслужб» в предоставлении казенных лошадей. Наиболее интересна следующая причина отказа: Т. Паршин объявил С. Сиволапову, что послал ему лошадь с пьяным ямщиком, который, «видимо, куда-то заехал и опоздал» [5, л. 51 об.].

В июле 1906 г. в селе Мартыне Мартинской волости Бобровского уезда полицейским урядником был задержан выполнявший обязанности по наружному наблюдению унтер-офицер ВГЖУ Г. Минаков. Несколько суток его продержали под арестом, несмотря на предъявление жандармского удостоверения. У Г. Минакова, вопреки его протестам, была изъята записная книжка с секретными заметками по наружному наблюдению, а сам он оказался заключен в грязную одиночную камеру без вентиляции, в которой от предыдущего задержанного осталось неубранным ведро с испражнениями. В тяжелых условиях содержания у Г. Минакова возникли проблемы со здоровьем. Только после этого он был выпущен на свободу [17, л. 1-4].

За допущенные нарушения прав арестованного и сам факт взятия под стражу сотрудника жандармской полиции виновный урядник Савченко был отдан под суд только через год – 10 июля 1907 г. Причем обвиняли его лишь по 411 статье Уложения о наказаниях, которая предусматривала максимум увольнение со службы [28, с. 110].

Это лишь несколько случаев из целого ряда подобных примеров, показывающих слабость местных подразделений политического сыска. Подобное положение, разумеется, играло на руку антиправительственным элементам. Новая власть, принявшая Россию на обломках монархии, видимо, хорошо усвоила данный урок.

1. Государственный архив Воронежской области. – Ф. И-1. – Оп. 1. – Д. 5.
2. ГАВО. – Ф. И-1. – Оп. 1. – Д. 952.
3. ГАВО. – Ф. И-1. – Оп. 1. – Д. 1192.
4. ГАВО. – Ф. И-1. – Оп. 1. – Д. 1279.
5. ГАВО. – Ф. И-1. – Оп. 1. – Д. 1447.
6. ГАВО. – Ф. И-1. – Оп. 2. – Д. 74.
7. ГАВО. – Ф. И-1. – Оп. 2. – Д. 198.
8. ГАВО. – Ф. И-1. – Оп. 2. – Д. 948.
9. ГАВО. – Ф. И-1. – Оп. 2. – Д. 1022.
10. ГАВО. – Ф. И-6. – Оп. 1. – Д. 141.
11. ГАВО. – Ф. И-6. – Оп. 1. – Д. 390.
12. Государственный архив Российской Федерации. – Ф. 102. – Оп. 77. – Д. 53.
13. ГАРФ. – Ф. 102. – Оп. 80. – Д. 88ч. 31.
14. ГАРФ. – Ф. 109. – Оп. 3а. – Д. 1475.
15. ГАРФ. – Ф. 109. – Оп. 48. – Д. 33.
16. ГАРФ. – Ф. 110. – Оп. 1. – Д. 161.
17. ГАРФ. – Ф. 110. – Оп. 6. – Д. 1503.
18. Бакшт Д. А. Енисейское губернское жандармское управление: организационно-правовой и региональный аспекты функционирования в системе Департамента полиции МВД (1880–1917 гг.): Автореф. дис. … канд. ист. наук. – Красноярск, 2015. – 32 с.
19. Гончарова Е. А. Местные органы политической полиции России в 1902–1914 гг.: на материалах Саратовской и Самарской губерний: Автореф. дис. … канд. ист. наук. – Саратов, 2008. – 34 с.
20. Дмитриева В. И. Так было. (Путь моей жизни) / В. И. Дмитриева. –Воронеж: Центр духовного возрождения Черноземного края, 2015. – 416 с.
21. Иконников С. А. Приходское духовенство Воронежской епархии второй половины XIX – начала ХХ века. Социокультурная характеристика: дис. … канд. ист. наук / С. А. Иконников. – Воронеж, 2015. – 416 с.
22. Квасов О. Н. Революционный терроризм в Центральном Черноземье в начале ХХ века (1901–1911 гг.) / О. Н. Квасов. – Воронеж: Воронеж гос. ун-т., 2005. – 234 с.
23. Клочков В. В. Закон и религия: От государственной религии в России к свободе совести в СССР / В. В. Клочков – М., 1982. – 160 с.
24. Лукьянов С. А. Роль и место МВД дореволюционной России в механизме регулирования религиозных отношений, 1802 – 1917 гг.: дис. канд. юр. наук. – М., 2000. –204 с.
25. Очерки истории Воронежского края. Т. 1: С древнейших времен до
Великой Октябрьской социалистической революции. – Воронеж: изд-во Воронеж. ун-та, 1961. – 521 с.
26. Разиньков М. Е. Воронежская губерния в первой российской революции (1905–1907 гг.) / М. Е. Разиньков, В. Ю. Рылов, О. Ю. Михалев. – Воронеж: Истоки, 2006. – 312 с.
27. Скутнев А. В. Приходское духовенство в условиях кризиса Русской православной церкви во второй половине XIX в. – 1917 г. (на материалах Вятской епархии): дис. … канд. ист. наук. – Киров, 2005. – 271 с.
28. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. (Дополнено по Продолжению 1868 г. и позднейшим узаконениям): С разъяснениями по решениям кассационных департаментов Правительствующего Сената. Изд. 4-е. – М.: Тип. В. Готье, 1872. – 563 с.
29. Чукарев А. Г. Тайная полиция России,1825 – 1855 гг. / А. Г. Чукарев; О-во изуч. истории отечест. спецслужб. – М.; Жуковский: Кучково поле, 2005. – 701 с.

Рецензии:

6.06.2018, 13:45 Сильванович Станислав Алёйзович
Рецензия: Статья Страхова Леонида Витальевича «Политическая полиция и Русская православная церковь: к вопросу о сотрудничестве во 2 пол. XIX – нач. ХХ вв.» написана с использованием большого количества источников, более половины из которых являются неопубликованными, и представляет несомненный интерес. Содержание работы соответствует теме и раскрывает ее. Выводы обоснованы. Оформление работы соответствует предъявляемым требованиям. Вместе с тем, представляется необходимым несколько конкретизировать тему и сформулировать ее, к примеру, следующим образом: «Политическая полиция и Русская православная церковь в борьбе с аморальными и революционными проявлениями в церковной среде во вт. половине XIX – нач. ХХ ст.», поскольку в работе рассматривается не сотрудничество вообще, а его конкретный аспект. Статья рекомендуется к публикации. С уважением С.А.Сильванович

26.10.2018, 8:09 Надькин Тимофей Дмитриевич
Рецензия: Интересная статья о предпринимаемых попытках имперских властей решать "проблемы" Церкви и бороться с "пороками" священников в пореформенное время. Вопрос в том, а в наше постсоветское время государство обращает на это внимание?



Комментарии пользователей:

Оставить комментарий