Статья опубликована в №67 (март) 2019
Разделы: Литература
Размещена 03.02.2019.
Просмотров - 1099

Еврейская тема в творчестве Джеймса Джойса

Бескровная Елена Наумовна

кандидат филологических наук

ВУЗ "Международный гуманитарно-педагогический институт "Бейт-Хана"

преподаватель

УДК 821.111(417) – 09-(092)

Проблема освещения традиций Ветхого и Нового Заветов в мировой культуре не нова. На протяжении более чем двух тысячелетий нашей эры она была ведущей в мировой литературе. К ней подходили с позиции благоговения перед святыми, и преклоняли колени перед ее тысячелетней святостью. Пожалуй, только в мировой еврейской литературе, в творчестве Густава Майнринка и Джеймса Джойса заметно усиливается критический подход к ней и к тому, что связано с еврейством вообще.

Творчество Джеймса Джойса – тема достаточно изученная в мировой литературе, в частности в славянском литературоведении им занимались Д.Г. Монтиева [6], Е. Гениева [1], Л.И. Скруратоская [7], СС. Хоружий [8]. Значительное влияние оно оказало и на мировую философию. В частности К.Г. Юнг ему посвятил работу «Улисс» Монолог» [9]. Но в отечественном литературоведении так и не была рассмотрена еврейская проблема в творчестве этого замечательного писателя. Тем не менее она существует.

Если говорить о Джеймсе Джойсе, то следует отметить его немного странный и нетрадиционный подход, как к мировой литературе, так и к литературе еврейской, о которой автор писал еще в романе «Улисс»:

«Бесплодный, голый, пустынный край. Вулканическое озеро Мертвое Море: ни рыбы, ни водорослей, глубокая впадина в земле. Ветру не всколыхнуть эти воды, свинцово-серые, с ядовитыми испарениями. Это называется дождь серный; города долины – Содом, Гоморра, Едом. Мертвые имена. Мертвое море в мертвой стране, седой, древней. Древней сейчас. Она кормила древнейшее, изначальное племя… Древнейший народ. Скитался в дальних краях, по всей земле, из плена в плен, плодясь, умирая, рождаясь повсюду. Земля же его лежит там. И больше не может уже родить… » [2, с.63]

Задачей нашего исследования является необходимость показать как и с помощью каких литературоведческих нюансов Джеймс Джойс в своих произведениях раскрывает фактически трагедию еврейского народа.

В другом своем произведении «Джакомо Джойс» автор показывает через образ женщины, как народ фактически сохраняет свою еврейскую самобытность как древнюю, так и современную. На примере образа своей ученицы он создает образ еврейской женщины:

« Кто? Бледное лицо в ореоле пахучих мехов. Движения ее застенчивы и нервны. Она смотрит в лорнет.

Да: вздох. Смех. Взлет ресниц.

Паутинный почерк, удлиненные и изящные буквы, надменные и покорные: знатная молодая особа.

Я вздымаюсь на легкой волне ученой речи: Сведенборг, псевдо-Ареопагит, Мигель де Молинос, Иоахим Аббас. Волна откатила. Ее классная подруга, извиваясь змеиным телом, мурлычет на венско-итальянском. Это культура! Длинные ресницы взлетают: жгучее острие иглы в бархате глаз жалит и дрожит.» [4]

Но это не хасидская женщина, изнуренная родами и погромами, наоборот, героиня Джеймса Джойса смотрит ярко и открыто на то, что происходит вокруг нее. Это мечта ашкеназской народной культуры, о которой впоследствии русско-еврейский поэт Осип Мандельштам напишет:

И прадеда скрипкой гордился твой род,

От шейки ее хорошея,

И ты открывала свой аленький рот,

Смеясь, итальянясь, русея. [5, с.335]

Да, именно в этом и состоит еврейская традиция Джеймса Джойса, которая изначально с точки зрения Галахи, на фоне английской деликатности и просматривается у писателя. «Символ моего народа» облекается у автора в мужской образ:

«. Лицо пожилого мужчины, красивое, румяное, с длинными белыми бакенбардами, еврейское лицо поворачивается ко мне, когда мы вместе спускаемся по горному склону. О! Прекрасно сказано: обходительность, доброта, любознательность, прямота, подозрительность, естественность, старческая немощь, высокомерие, откровенность, воспитанность, простодушие, осторожность, страстность, сострадание: прекрасная смесь.». [4]

Но часто обходительность перестает у автора в совершенно противоположную положительной точку зрения. Так в рассказе «Облако», характеризуя своего героя по имени Галлахер, Джеймс Джойс обратиться к отрицательному образу и при этом вкладывает в уста своего героя следующую фразу «Есть сотни… тысячи богатых евреек и немок, которые просто лопаются от денег, которым только мигнуть…» (с.91-92). Это же стремление к наживе глубоко проникает и в душу его друга Чендлера: «Он вспомнил, что говорил Галлахер о богатых еврейках. Темные восточные глаза, - думал он, - сколько в них страсти, чувственного томления». [3, с.93]

Да! Над женщиной со времен галута довлеет образ мужчины и идея старого еврейского клерка проходит у автора через традицию сначала Иерусалимского, а потом уже и Вавилонского Талмуда и подходит к трактату «Шир-ха-Ширим» с новым необычным познанием красоты ее:

« Невидимый голос парит, читая нараспев из Осии. Так говорит господь: "В скорби своей они с самого утра будут искать Меня и говорить: "Пойдем и возвратимся к Господу!" Она стоит рядом со мной, бледная и озябшая, окутанная тенями темного как грех нефа, тонкий локоть ее возле моей руки. Ее тело еще помнит трепет того сырого, затянутого туманом утра, торопливые факелы, жестокие глаза. Ее душа полна печали, она дрожит и вот-вот заплачет. Не плачь по мне, о дщерь Иерусалимская!»

Тема еврейской женщины, согласно Джеймсу Джойсу находит свое яркое отражение в образе женщины вообще и это писатель особо подчеркивает в рассказе «Мертвые»:

«… прикосновение ее тела, певучее и странное, и душистое, пронзило его внезапным и острым желанием. Под покровом ее молчания он крепко прижал к себе ее руку, и когда они стояли перед дверью отеля, он чувствовал, что они ускользнули от своих жизней и своих обязанностей, ускользнули от своего дома и от своих друзей и с трепещущими и сияющими сердцами шли навстречу чему-то новому» [3, с.224]

Тема еврейской женщины развивается в произведениях Джеймса Джойсаи символ Девы Марии сливается в одно единое целое с еврейской красотой и еще долго при этом будет благословлять символ женственности и открывать в ней суть Мира.

Наверное поэтому особую роль в повествовании играет образ Шекспира. Очевидно, что здесь, с одной стороны, существует идея того, что под Шекспиром скрывается еврейская женщина Эммилия Басано Ланье, и Джеймс Джойс сторонник явно этой версии, так как она у автора фактически проходит красной нитью через его роман «Улисс»:

«…некая актриса в Дублине вчера играла «Гамлета» в четыреста восьмой раз. Вайнинг утверждал, будто бы принц был женщиной…» [2, с.221]

Автор находит женские корни даже у «Гамлета» и в умирающем образе принца видит образ Адоная-Яхве. Борьба между христианством и иудаизмом, согласно «Ромео и Джульетте» зашла в тупик и не несет на себе ничего кроме смерти. Трагедия иудаизма, которую вслед за Шекспиром и Сервантесом рассматривает Джеймс Джойс, по мнению последнего, заходит в тупик и ищет выход. Смерти, оскорбления, войны на Земле происходят из-за того, что Человек превращает созидающую силу в разрушающую. Материнское начало Человечества терпит крах, и ужасы времени, описанные Г.Майнриком, приобретают самые ужасные формы в свете фашистской идеологии. Джеймс Джойс не приемлет фашизм и поэтому награждает своих героев самыми неприемлимыми чертами. Нет, он не садист, он просто не приемлет то, что выступает против гуманной природы человека, поэтому за эротикой своего «Улисса» он видит идеал женщины, которая способна заново переделать этот Мир.

Фактически автор хочет сказать, что в рождении Человека заключена лучшая из религий Мира и эта религия – иудаизм:

«…да когда я приколола в волосы розу как делают андулузские девушки или алую мне приколоть да и как он целовал меня под Мавританской стеной и я подумала не все ли равно он или другой и тогда я сказала ему глазами чтобы он снова спросил да и тогда он спросил меня не хочу ли я да сказать да мой горный цветок и сначала я обвила его руками да и привлекла к с себе так что он почувствовал мои груди их аромат да и сердце у него колотилось безумно и да я сказала да я хочу Да.» [2, с.778]

В своем восприятии образа еврейской женщины Джеймс Джойс четко следует за западноевропейской традицией, рисуя, с одной стороны, отрицательный образ еврея-ростовщика, а, с другой, преклоняя колени перед «Сикстинской мадонной» Рафаэля. В конечном итоге подобная проблема, поставленная писателем в его произведениях, приводит нас к раздумьям о символе шестиконечной звезды, где женскому началу отводится первостепенная роль.

1. Гениева Е. О несостоявшемся священничестве и состоявшемся писательстве - // Иностранная литература – 2004, №12 – с.260-263
2. Д.Джойс. Улисс. – Санкт-Петербург: Азбука, 2012 – 985 с.
3. Д. Джойс. Дублинцы. – Москва: Известия, 1982, 254 с.
4. Джеимс Джоис - /Системные требования: Pentium-4; Windows 2000/XP; MS Word 2000-2003. – Название из контейнера. Доступ: https://www.google.com.ua/search?q=%D0%B4%D0%B6%D0%B5%D0%B9%D0%BC%D1%81+%D0%B4 %D0%B6%D0%BE%D0%B9%D1%81+%D0%B1%D1%96%D0%BE%D0%B3%D1%80%D0%B0%D1%84%D1%96%D1%8F&oq=%D0%94%D0%B6%D0%B5%D0%B9%D0%BC%D1%81+ %D0%94%D0%B6%D0%BE%D0%B9%D1%81&aqs=chrome.2.69i57j0l5.22780j0j8&sourceid=chrome&ie=UTF-8
5. Мандельштам О. Избранное. – Смоленск: Русич, 2000 – 447 с.
6. Монтиева Д.Г. Джеймс Джойс. 1882-1941 – Москва: Высшая школа, 1967
7. Скуратовская Л.И. Шекспир в зеркале модернизма (рецепция Шекспира в творчестве Дж. Джойса, В. Вульф, Т.С. Элиота ) - // Актуальні проблеми літературознавства. – Дніпропетровськ, ДНУ, 2000 - с.172-183
8. Хоружий С.С. Человек и искусство в мире Джеймса Джойса - //Вопросы философии. – 1993 - №3 – с.46-57
9..Юнг К.Г. «Улисс». Монолог - //Юнг К.Г. Собрание починений. – Москва: Дух Меркурий., 1996 - т.4 – с.281-316

Комментарии пользователей:

Оставить комментарий